Там, где поют соловьи - Елена Чумакова

сделать это только утром. Ночью люлька мойщиков окон на фасаде отеля вызовет подозрения и у полиции, и у охраны отеля. А пока подумайте над нашим предложением, хорошо подумайте! Другого шанса в корне изменить свою судьбу не представится… В крайнем случае, можно попросить политическое убежище даже в аэропорту. Я буду рядом и помогу остаться в Штатах, – подытожил разговор профессор.

Лео проводил дочь в гостевую комнату. Стелла задержала его:

– Папа, поговори со мной. Расскажи о маме… Как вы познакомились, как я на свет появилась, как расстались. Я ведь ничего этого не знаю.

Она устроилась в кресле у темного окна, по-детски поджав под себя ноги, Лео сел напротив и начал рассказ о милой попутчице на корабле, о возникшем чувстве, обо всех перипетиях их отношений с Агатой – так, как он их видел. Он увлекся и говорил о своих переживаниях, сожалениях, о тревоге за судьбу дочки. Газеты писали о таких кошмарах! А Стелла рассказывала о своем детстве, о Валерке, детях. И перед ней сидел уже не пожилой, довольный жизнью американец, а родной человек, ее отец. Впервые за много лет Стелла чувствовала себя дочкой. Они проговорили до глубокой ночи – наедине разговор получился задушевным. Этому способствовала бутылка хорошего вина и ночная тишина. Заметив, что глаза гостьи слипаются, Лео тихонько ушел.

Оставшись одна, Стелла с наслаждением вытянулась в удобной постели. Она позволила себе немного помечтать, потому что не сомневалась, что все это так и останется только мечтами. Ей ли не знать, что ждет ее семью, если она попросит политическое убежище в Штатах: Ваську отчислят из института, выгонят из комсомола, а это закроет перед дочкой все двери; Альке нечего и пытаться поступить хоть куда-нибудь; Кащеева заставят положить партбилет, выгонят с любимой работы; семью выселят из элитной квартиры куда-нибудь в перенаселенную коммуналку. Бегство Стеллы разрушит судьбы всех, кто ей дорог. Получится, что свекровь была права, когда не хотела принимать ее в семью. Мечты мечтами, а реальность безальтернативна, поэтому утром она вернется в свой номер, в свою жизнь.

От выпитого алкоголя слегка кружилась голова. Стелла потихонечку погружалась в сон.

Вдруг в ее сознании вспыхнула фраза: «Включи мозги!» – резко, словно удар. Она села в постели. Сонливость испарилась, словно капля воды на горячей поверхности. Это состояние было ей знакомо, оно не раз возникало в период командировок в прифронтовые госпитали и каждый раз предупреждало о серьезной опасности. Стелла привыкла доверять внутреннему голосу. За прошедшие после войны годы такого не случалось ни разу. И вот вернулось.

Отец. Нет ничего странного в том, что он сделал всё, чтобы увидеть родную дочь и попытаться удержать ее возле себя. Он искренне видит в этом заботу о благополучии дочки. Ее дети, муж – Лео их не знает, поэтому они для него как бы не существуют. Он, наверное, не представляет, к каким последствиям для семьи приведет ее бегство. Стелле не в чем его винить.

Мистер Гарри Хейз. Что она знает о нем? Профессор кафедры микробиологии Пенсильванского университета и друг детства отца. Всё. Отец сказал, что и приезд журналистов в СССР, и ее участие в конференции, и сегодняшнюю встречу организовал именно он. Не слишком ли масштабные задачи для университетского преподавателя микробиологии? Что им двигало? Только ли желание помочь другу? Он говорил, что в ней заинтересованы очень серьезные люди. Что за люди? Зачем она им понадобилась? В какую авантюру она влипла?! Ей делают такое заманчивое предложение, обещают так много, не требуя ничего взамен, не ставя никаких условий, кроме одного – она должна попросить политическое убежище.

На что это похоже? Правильно – на бесплатный сыр в мышеловке. Итак, получается, что она угодила в мышеловку.

Стелла представила себе крикливые заголовки западных газет: «Советские ученые бегут из СССР», «Представительница советской науки выбирает демократию», «Побег из-за железного занавеса». Не это ли основная цель тех, кто организовал ее поездку в Америку? А что потом? После того как из скандала выжмут все, что можно? Она представила потрясенные лица коллег, мужа, детей – и похолодела.

Ладно, отложим пока эти вопросы, лучше подумаем, как выбраться. Чует сердце, что незаметно возвращать ее в отель в планы мистера Хейза и тех, кто за ним стоит, не входит. Значит, дожидаться утра нельзя, надо бежать прямо сейчас, пока все спят. Но как? Она покинула номер в экипировке мойщика окон, не взяв пальто, в теплом салоне машины. Хоть в Филадельфии климат мягче, чем в Ленинграде, но все же на дворе только начало марта, в одном свитере далеко не убежишь. Оглядевшись, Стелла сняла с кресла шерстяной клетчатый плед, завернулась в него – выглядит странно, зато тепло. Экзотичным нарядом в этой стране никого не удивить. Хотела написать отцу прощальную записку, но не нашла чистый лист бумаги. Часы в гостиной пробили пять раз. Надо было спешить: кто знает, во сколько просыпаются обитатели дома. Она в последний раз окинула взглядом свое пристанище и заметила фотографию семьи в рамочке на комоде. Быстро вытащила ее и положила в холщовый мешочек с документами, который предусмотрительно надела под свитер, покидая отель. Взамен вставила в рамку фото своей семьи. Это все, что останется у них с отцом от встречи.

Стелла крадучись покинула слишком гостеприимный дом и побежала мимо спящих вилл в ту сторону, откуда приехала. Полная луна сияла холодным блеском на темной стороне небосклона. А на востоке небо постепенно светлело, обещая скорый рассвет. Беглянка вышла на плотно застроенную улицу. Тут горели фонари, кое-где в окнах вспыхивал свет, попадались редкие прохожие и первые машины. Возле пекарни водитель фургона разгружал мешки с мукой. Стелла в нерешительности остановилась поодаль. Попросить булочника вызвать ей такси? Только собралась, как неподалеку остановилась желтая машина с черными шашками на боку. Из нее вышел пассажир. Пока он рассчитывался, Стелла нырнула на заднее сидение. Как смогла, объяснила, куда ехать. Таксист с сомнением оглядел ее странный наряд, но согласился доставить пассажирку. Машина помчалась по просыпающимся улицам. Стелла волновалась, хватит ли ее двадцати долларов, чтобы рассчитаться за поездку. Вот и знакомый отель с ярко освещенным входом.

– Приехали, мэм. С вас семнадцать долларов.

Стелла перевела дух, протянула двадцатидолларовую купюру. Водитель сунул ее в карман и выжидательно уставился на пассажирку в зеркало. Она продолжала сидеть в машине.

– Приехали. Ваш отель, – повторил таксист.

– Вы сказали, с меня семнадцать долларов.

– Да, мэм.

– Я дала двадцать.

– Да, мэм, – водитель смотрел на нее с нарастающим раздражением. Стелла замялась, подыскивая