Уинстон Грэхем - Корделия

– Нет, я не знала, что его отец…

– Тот самый человек, который снес шпиль церкви… ты тогда еще была девочкой… Я посчитала это кощунством; никто не знал причины столь странного поступка. У него было трое сыновей: Чарли (он утонул), Тед и Фрэнк – сейчас он работает на Бриджуотерском канале. Тед всегда питал ко мне слабость. Но давай поговорим в другой раз – я вижу, ты переутомилась. Полежи спокойно и ни о чем не думай.

Корделия выполнила первую часть материнской просьбы, но не могла не думать. Она вспомнила прошлый вторник, как дядя Прайди и мистер Слейни-Смит ссорились за столом в гостиной. Мистер Слейни-Смит показался ей сварливее обычного. Мистер Фергюсон еще не вернулся с фабрики. Первым начал мистер Слейни-Смит:

– Ну, Том, яслышал, ваш высоконаучный труд вот-вот осчастливит человечество?

Дядя Прайди оторвался от виолончели и сверху вниз посмотрел на приятеля.

– Да, он будет опубликован, если вы это имеете в виду. Не надеюсь, что он дойдет до глухих уголков земли. Я также не думаю, что обыватели придут в неописуемый восторг.

– Ну что вы, – возразил мистер Слейни-Смит, – он обязательно дойдет до глухих уголков. У читающей публики замечательное чувство юмора, – он подмигнул Корделии, но она сделала вид, будто не заметила.

– Сколько бы осел ни кричал "иа", – заметил Прайди, – он не может судить о качестве пшеницы.

Глаза мистера Слейни-Смита расширились.

– Но даже ослу под силу отличить зерна от плевел. Не обманывайте себя, дорогой друг. Народные массы становятся с каждым годом образованнее. Им все труднее морочить голову.

– Я тоже так считал – до тех пор, пока не явился мистер Гексли и не проделал свой блестящий трюк.

Слейни-Смит ожесточился.

– Естественно, не всякому дано понять сей величайший ум нашего столетия.

– Из вашего мистера Гексли мог бы выйти недурной адвокат, особенно в деле защиты виновной стороны – с его умением выдать черное за белое. Но как ученый… – Прайди в волнении потрещал пальцами. – А что касается мистера Дарвина…

– Дядя Прайди, – попробовала вмешаться Корделия, – я думаю…

– Что касается мистера Дарвина, то он, бесспорно, выдающийся ботаник, идущий проторенною тропой…

– Если бы вы имели хоть малейшее представление об общих принципах науки… Праздная болтовня старого невежды!

– Проторенною тропой, – повторил Прайди, – протоптанной Уоллесом, Бюффоном, Ламарком, Эразмом и другими. Пройдет еще несколько лет – и явится новое девятидневное чудо, тогда как истинно великие ученые…

– Без сомнения, такие, как вы?

– Вовсе нет. Мои познания ограничиваются одной узкой сферой, однако…

– Ваша скромность меня пугает. Впрочем, великие всегда были склонны недооценивать себя. Необходимо приложить все усилия, чтобы, как только вашей книге будет оказан подобающий прием, убедить вас выйти из безвестности.

Имена и эпитеты сыпались, как из ведра. Приехал Брук, и им с Корделией удалось совместными усилиями положить конец перебранке и выпроводить Прайди. Сарказм Слейни-Смита привел старика в неистовство.

"Силы небесные, – подумала Корделия. – Если бы мама… Мистер Слейни-Смит мог бы стать моим отцом. Я воспитывалась бы, как его дети, замирала бы в уголке, когда он дома. Научные методы! Господи, а что, если другие так же грешны, как я? Что, если я и в самом деле его дочь?" Она поглядела на мать и убедилась в нелепости подобного предположения.

– Над чем ты посмеиваешься, дорогая?

– Так, мама, ничего особенного. Просто я рада, что ты выбрала папу.

Миссис Блейк почти по-девичьи захихикала. Этот смех остался у нее с давних времен – когда Корделии еще не было на свете.

– Я тоже, милая. Дело в том, что я никогда не любила Теда, он казался мне слишком… рациональным… даже в то время. Только не говори об этом папе: он немного ревнив.

Корделия никогда не смотрела на отца в таком ракурсе. На нее вдруг снизошло озарение: должно быть, мать с отцом не считают себя стариками. Сегодняшние проблемы суть повторение вчерашних. Это послужило Корделии утешением, и она ощутила более близкое духовное родство с матерью. Может, шепнуть ей: "Мама, мне нужно кое-что тебе сказать"?…

Нет, она никогда не осмелится так далеко зайти. Это родство не должно выходить за рамки возможного. Она совершила непростительный грех, и мама никогда не поймет, как это могло случиться. Уйдет она к Стивену через год или останется с Бруком, тайной она никогда не сможет поделиться – ни с одним живым существом.

Глава III

Прошла осень, зима, и наконец разлился Эруэлл. Открылся Суэцкий канал. Увидел свет научный труд сэра Томаса Прайда Фергюсона "Наследственные и благоприобретенные навыки поведения у мышей". Он произвел на публику почти такое же впечатление, как и стихи Брука, то есть равное нулю. Поздняя весна перешла в новое лето. Прусские войска наголову разбили французскую армию и, распевая гимн, продвигались вглубь Эльзаса. Дядя Прайди ворчал: "Это ужасно! Конец цивилизации!" Но мистер Фергюсон с ним не соглашался. Чего, мол, можно было ожидать от этих безнравственных французов?

Эсси родила дочь, а миссис Блейк – сына. Они дали объявление в газеты, называя младенца "братишкой для Тедди"; последнему исполнилось двадцать четыре года. Уильям Эдвард Форстер ввел так называемые педагогические советы, вызвавшие большие подозрения – они должны были финансироваться за счет местного бюджета, – а прогрессивная железнодорожная компания внедрила такое новшество, как стоп-кран. В случае крайней необходимости можно было дернуть за ручку и остановить поезд.

Стивен все еще был в Америке.

А Ян, его сын, смеялся, плакал и рос; научился ползать по ковру и вставать на ножки, держась за стул; у него уже было десять зубов и красивые, вьющиеся каштановые волосы; его вывозили на улицу в новой коляске.

Изобрели почтовые открытки; четыре пятых всех пароходов в мире были британскими; процветало сельское хозяйство. Фон Мольтке, столь успешно начавший кампанию, пленил Седан, Мец и Шатоден, а также парочку армий и Наполеона III. Говорили, будто французы питаются кукурузой и леопардами из зоопарка. Известная своим гуманизмом "Гардиан" подняла шум по этому поводу.

Однажды, совершая покупки в городе, Корделия встретила миссис Слейни-Смит, еще более озабоченную и тушующуюся, чем прежде. После обмена дежурными фразами она вдруг спросила Корделию, как часто ее муж наведывается в Гроув-Холл, а потом неожиданно разразилась слезами и доверила Корделии то, чего у нее больше не было сил скрывать. Мистера Слейни-Смита практически каждый вечер нет дома, мистер Слейни-Смит ее обманывает, у мистера Слейни-Смита есть другая женщина. Это длится уже два года. У нее нет доказательств, но она уверена. На кончиках ее редких, светлых ресниц блестели слезы; она перебирала факты: написанные женским почерком письма, растущие долги, его холодность и постоянную занятость.