Империя предрассудков - Панна Мэра

– Наверное, мне не следует обсуждать это с человеком вашего положения, особенно если мысли не самые счастливые.

– Да нет, отчего же? Мне интересно послушать.

Я вздохнула. Наверное, я не до конца осознавала, что говорила с самим Великим князем, а не с Фаней на кроватях Института.

– Знаете, я очень благодарна за возможность служить вам, ее Светлости герцогине. Знаю, я должна быть счастлива, ибо у меня есть все это, но сегодня мне впервые показалось... – я запнулась, – что, возможно, это не то, чего я всегда хотела, – говорила я старательно выбирая слова, – и не то чтобы я сейчас хотела все бросить, но что-то внутри меня подсказывает, что я уже иду не по той дороге, – произнесла я с облегчением, что наконец-то смогла выговориться, даже если этим случайным слушателем оказался Александр.

Помолчав несколько секунд, обдумывая достойный ответ, чтобы не сболтнуть мне лишнего, он произнес:

– Да, я тоже об этом думал всю дорогу сюда. Все хотят видеть во мне Императора, способного вести за собой людей и управлять страной, но вместо этого я продолжаю слепо следовать советам отца, хотя я сам не могу представить себя на его месте, – с грустью ответил он.

– Постойте, Александр Николаевич, о чем вы? – запнулась я. –Простите мне мой нескромный вопрос, но разве наследник трона не ваш старший брат Константин?

Он улыбнулся, но эта улыбка была пропитана такой неподдельной тоской и болью, что я ощутила ее практически физически, и мне самой стало невыносимо печально.

– Пообещайте, что это останется между нами, – попросил Александр серьезно, – я пока не знаю точно, но у меня есть основания предполагать, что рано или поздно брат заявит, что собирается отречься от престола.

– Это из-за его любви к страстям и веселой жизни?

– В том числе. Но я думаю, что он просто умнее меня и понимает, что его ждёт, если ему придется взять на себя эту ответственность.

Казалось, будто он говорил все это не мне, а самому себе, отчаянно пытаясь понять, в чем его предназначение. Он выглядел таким потерянным, таким непривычным для меня. Где же тот уверенный Александр, у которого нет забот, а вся жизнь – нескончаемый праздник?

Что же это? Минутная слабость? Или он всегда был таким, просто я этого не замечала?

– Чего бы вы хотели в жизни, если бы могли сами выбирать свой путь? – спросила я неожиданно.

Он вновь заулыбался. А потом вдруг резко опустил глаза, будто ему было стыдно говорить мне правду.

– А это очень хороший вопрос. Ведь я совершенно не знаю, чего хочу, – произнес он с усмешкой, но я всем сердцем ощутила его боль.

Какая ирония, у него были все возможности, но не было цели, чтобы этими возможностями пользоваться.

– Вам ещё не поздно разобраться в своих желаниях, в конце концов, вы не так ограничены, как многие, – попыталась утешить его я.

– Нет, мне уже поздно. Я родился таким, и у меня только один путь. Я могу выбирать, с кем танцевать на балу, но даже невесту выберут за меня. Богатые, титулованные родители, но сам я не добился ничего, – тихо произнес Александр.

Я не знала, чем ему помочь. Ведь он был прав, у меня был хоть малюсенький шанс попрощаться с дворцом и добиться чего угодно. А его жизнь определена с рождения.

В воздухе повисло долгое молчание. Первым его прервал Александр:

– А чего бы хотели Вы? Только не говорите, что Вы абсолютно счастливы.

– Ох, Ваше Высочество, вы, наверное, единственный за всю мою жизнь, кто спрашивает об этом. Я могла бы сказать вам, что самое большое счастье – это служить вам и ее Светлости Марии Павловне, но вы наверняка не поверите мне. Поэтому я скажу вам прямо. Я бы хотела вернуться домой, в тот дом, который я помню с детства. Заниматься там садами, путешествовать, привезти с юга много экзотических растений. Например... –я замялась, – например, ананас.

– Ананас? – усмехнулся мой собеседник. Он выглядел таким простым, что мне казалось, будто все границы этикета, статуса и положения в те мгновения стёрлись между нами.

– Да, ананас. Чтобы он рос у меня в оранжерее, – вдохновлено завершила я.

– Мне нравится.

– И еще одно, – вдруг сорвалось у меня с губ, – я бы хотела, чтобы те, кто сейчас живет в страхе, перестал бояться. Хочу, чтобы мир был милосерден и справедлив ко всем вне зависимости от их положения.

Стук сердца оборвался, вместе с необдуманной фразой. Я ждала ответа Александра, учитывая, что он не мог не проследить параллели между этой фразой и историей Жуковских, но он промолчал. А когда заговорил вновь, речь шла уже о другом:

– Знаете, я бы хотел быть сам себе хозяином, – начал он. – Вставать после полудня, выбирать людей, с которыми общаться. Может, открыл бы бордель, – улыбался он, пока взгляд замирал на языках пламени.

Он выглядел очень необычно в алом свете огня и его отблесках, играющих у него на лице, в своей помятой после бури рубашке, с лохматыми волосами и задумчивым взглядом. И то, что он говорил мне сейчас... Я знала, что Александр может быть другим, но не настолько же.

– Ну, открыть бордель вы в принципе и сейчас можете, это не так сложно. Главное, чтобы его Величество не сразу узнал об этом, – сделав важное уточнение, с усмешкой сказала я и, наконец, позволила себе совсем расслабиться, развалившись в кресле так, как мне удобно.

– Это верно, – ответил он, глядя на то, как я нарушаю правила этикета.

Александр молчал, а затем отвёл взгляд и бегло осмотрел камин.

– Взгляните, какая интересная чернильница, – обратился ко мне Александр.

Я подняла голову и обнаружила, что на самом краешке камина стояла необычная вещица. Эта чернильница была явно не только предметом необходимости в этом доме, а прежде всего элементом роскоши. Я плохо видела её в полутьме гостиной, но то, как сияли камни на ее крышечке, не заметить было невозможно.

Александр резко встал из своего кресла, снял чернильницу с камина, аккуратно покрутил в руках, внимательно рассматривая каждую деталь.

– Латынь, – осведомил меня собеседник, – Aeterna historia (вечная история), – равнодушно произнес он, протягивая мне эту занятную вещицу.

Я уже не первый раз натыкалась