Лариса Шкатула - Дар юной княжны

— Ну и ну, — смог наконец вымолвить Ян, пятясь назад со своей странной находкой.

Марго отступала вместе с ним, но пятилась осторожно, будто боялась наступить на змею. Отойдя подальше, молодые люди почти бегом вернулись к своим вещам и стали поспешно собираться.

— Что это? — наконец пришел в себя Ян, разжимая кулак и давал возможность Марго поближе разглядеть камни.

— Наверное, цветные алмазы, — шепнула девушка, — хотя я их никогда и не видела, мне о них наш работник рассказывал. Вроде где-то в горах есть их месторождение, но где, никто не знает, потому что добывает их какая-то секта. Людей к себе они либо обманом завлекают, либо крадут, и жизнь в этой секте для людей — хуже рабства. Этот работник, Ипполит, всегда пугал меня: смотри, поймают тебя духоборы, сделают своей мученицей — никто не найдет и не спасет. От них убежать невозможно, беглецов убивают. Я говорила, откуда же тогда он об этом знает, — пожал плечами: люди говорят, значит, откуда-то узнали. Я и у папы спрашивала, он тоже не знал. Что-то, сказал, болтали, что государство экспедиции посылало в предполагаемый район, но те ничего не нашли.

— Темная история, — решил Ян, снимая котелок с огня, — видимо, позавтракать нам сегодня придется в другом месте.

— Да уж, — содрогнулась Марго, — мне сейчас кусок в горло не полезет!

Полчаса спустя они уже шли по дороге. Но, как видно, спокойная жизнь сегодня им не была суждена. Верстах в двух впереди началась канонада. А вскоре совсем близко от них разорвался снаряд. Спрятаться было некуда. Марго так испугалась, что стала упираться, когда Ян потащил её за собой.

— Бойцы говорили, — объяснял он на ходу, — что снаряд дважды в одно место не падает.

Они спрыгнули в воронку, края которой ещё дымились после взрыва

Стрельба стихла так же внезапно, как и началась. Марго пришла в себя от тишины, которая казалась оглушающей, и только теперь заметила, что она судорожно держится за Яна, даже пальцы свело, а он прикрывает её собой, как будто его самого не может задеть осколком, как будто он железный. Девушка устыдилась: в минуту опасности он подумал о ней, а она, неблагодарная, думала лишь о себе.

Марго посмотрела на парня, и столько было в её взгляде нежности, что он смутился, но, не желая показывать слабости, хмыкнул и опустил глаза.

— Спасибо, — шепотом сказала Марго и вдруг неумело, но горячо поцеловала его в губы.

Ян не ожидал такого проявления благодарности — да и за что благодарить-то? — опешил, а когда пришел в себя, решительно отодвинул Марго. Когда он действительно ждал от неё благодарности — ведь он сделал такое, во что сам до сих пор не очень верил — она чуть ли не кошкой на него бросалась. А сейчас с поцелуями накинулась. Обо всем забыла, хотя… Додумать он не успел. На поле раздался топот тысяч коней, и тысячи людских глоток выдохнули свирепое.

— А-а-а.

И с двух сторон лава на лаву помчалась конница.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Ольга сидела в своей комнате, сжав голову руками и уставившись в одну точку. Опять жизнь без предупреждения швырнула её в водоворот, точно проверяла княжну на прочность: выдержит — не выдержит? Точно кто-то сильный и безжалостный холодным оком наблюдал со стороны за её борьбой со стихиями: с кипящим источником, именуемым войной; с кажущейся безнадежностью будущего; с незнакомыми, непредсказуемыми людьми…

Ей так хотелось заглянуть в свое завтра, но растревоженное сознание наслаивало один образ на другой: военные в самых разных мундирах, волны, заливающие хрупкое суденышко, чей-то черный зловещий лик и отсутствие даже промелька лица человека, за которого она сегодня вышла замуж. В своих видениях она не видела его ни раненым, ни убитым, но не видела и рядом с собой…

Ольга считала себя просвещенным и гуманным человеком, сочувствующим революциям вообще, и, возможно, она была бы на стороне большевиков, но они не оставили ей выбора. В их глазах она выглядела чужой: буржуйкой, белой костью, эксплуататором…

Она могла жить рядом с ними, только украв чужое имя, а ей так хотелось быть самой собой. Она не любила ложь даже во спасение.

Ее новые друзья — Вадим, Катерина, Герасим, Алька — казалось, приняли её в свой мир, пробудили надежду на то, что она — не лишняя в этой жизни, как вдруг какой-то недобитый буржуй (она с удивлением поймала себя на этом выражении, позаимствованном у анархистов) — ротмистр появился и все испортил!

"Да, все пропало! — мысленно стенала Ольга. — Вадим сгинет в этой проклятой мясорубке, а она — замужняя женщина — на всю жизнь останется старой девой… Миль пардон, княжна, уж не о пропавшей ли брачной ночи вы сокрушаетесь?! Разве порядочная институтка может размышлять о физиологии? А… вы вовсе не это имели в виду… И опять только о себе! В то время как любимый муж пропадает в контрразведке…"

В дверь постучали.

— Входи, Катя, — вяло отозвалась Ольга. Та явно запыхалась, в глазах её металась тревога.

— Скорей собирайся, Герасим сказал, у нас только пять минут, пока они с Алькой Кару запрягают.

— Никуда я отсюда не поеду! — заупрямилась Ольга. — Разве ты не знаешь, что Вадим…

— Так Вадим и казав, — от волнения опять перешла на украинский Катерина.

— Что? Он приходил? И вы меня не позвали?!

— Якой приходив, — вздохнула Катерина, которая и сама успела привязаться к поручику. — Верховые його вели мимо викон, так вин казав, шоб мы тикали. Негайно!

— Как же я брошу его одного?

— А чем ты сможешь ему помочь? — хмуро бросил появившийся в дверях Герасим.

— Он крикнул: "Идите в Мариуполь!" — Алька просунул голову подмышкой гиганта. — Ты не переживай, может, он сбежит, так хоть знать будет, где нас искать.

— Расстрелять его не расстреляют, — задумчиво говорил Герасим, в то время как его руки ловко увязывали пожитки. — Разве что в штрафной батальон сошлют. Давай, ребята, шевелись! Поручику оттуда виднее. Раз сказал "уходите", — нужно уходить!

Полчаса спустя повозка громыхала по дороге прочь из города. Никто их не остановил, никто вслед не выстрелил. Видно, неспешно трусящая Кара и мирная надпись на пологе кибитки "Цирк" служили им добрую службу.

Мрачный Герасим молча правил повозкой, рядом сидел непривычно тихий Алька, а Катерина утешала пригорюнившуюся Ольгу. Алька и сам изболелся за неё душой, все порывался что-нибудь сказать, утешить, да что скажешь, когда и так все ясно.

— Он догонит нас, — говорила Катерина, — при первой же возможности. Одному всегда легче бежать. Скажи, Герась!

Атлет хмуро кивал, подчеркнуто внимательно глядел на дорогу. На деле же чувствовал себя муторно: на его плечи легла забота о женщинах и ребенке. А ну как и его за дезертирство к ответу призовут, кто о них позаботится? Он уже и забыл о своей пресловутой справке, освобождающей от воинской службы, о шраме, уродующем ладонь, но подтверждающем его увечность: в его голову стал закрадываться страх, который, как известно, плохой утешитель.