Сюзан Таннер - Пленник мечты

Гавин повернулся к Никейлу и посмотрел ему прямо в лицо. Он не пытался скрыть свою ненависть, но голос оставался ровным.

— Я пойду с тобой.

Никейл ждал, но Гавин сказал все, что хотел. Тогда Никейл добавил:

— Собери свои вещи.

— У меня ничего нет.

— А одежда? Оружие?

— У меня ничего нет, — спокойно повторил Гавин. Его кинжал висел у него на боку, и это все, что было ему нужно. Он не собирался брать с собой палаш своего деда или его топор, особенно когда понял, что все это могут у него отнять в замке его врагов. Ведь он будет просто ребенком среди мужчин. А что касается одежды, то в Галлхиеле смогут предоставить ему ее. Он не будет брать ничего из своих лохмотьев.

Он почувствовал ка себе взгляд своей матери и знал, что она гордилась им. Не так легко было вызвать у нее чувство гордости, и он был рад.

Когда человек, который был его отцом, повернулся и покинул зал, Гавин последовал за ним, даже не бросив прощального взгляда на свою мать. Она не приветствовала никаких проявлений слабости, даже если это было выражение любви к ней.

Впервые за свою небольшую жизнь Гавин осознал нищету, которая окружала его. Из стен широкого двора торчали осыпающиеся камни. Он посмотрел на это убожество глазами своего отца, и ему стало стыдно.

— Готов? — Никейл смотрел на него, пытаясь угадать его настроение.

— Да. — Гавин взял поводья, которые протянул ему Никейл, и вскочил в седло. — Я готов.

Они не спеша покинули замок и направили своих коней к горной тропинке, которую окружали остроконечные пики и отвесные горные склоны вплоть до самой долины, где расположился Галлхиел. День только начинался, с расположенного внизу озера поднимался туман, окутывавший их по мере того, как они спускались вниз.

Лесли стояла на высокой каменной стене и издалека наблюдала за ними. Ее сын ни разу не оглянулся.

***

Гавин и Никейл уже ехали по долине Галлхиел, когда Гавин внезапно понял, что они едут не в замок. Он резко остановил свою лошадь.

— Эта тропинка не ведет к Галлхиелу.

— Не ведет, — признал Никейл.

— Ты солгал! — Гавин почувствовал ярость из-за предательства, ярость на своего отца и на самого себя, потому что поверил ему, хоть и не полностью.

— Эта ложь спасла жизнь твоей матери, иначе мне пришлось бы убить ее, чтобы забрать тебя. — Голос Никейла был ровным; в нем не чувствовалось ни сочувствия, ни сожаления.

Холодок пробежал у Гавина по спине.

— Неужели ты правда убил бы ее?

— Я сделал бы все что угодно, чтобы забрать тебя из Аирдсгайнна.

— Зачем? — В одном слове выразилась вся боль его заброшенного существования в течение четырнадцати лет.

Крепко удерживая на месте лошадь, Никейл долго и внимательно изучал Гавина. Смотреть на сына было все равно что смотреть на самого себя, молодого, до того как время и трудная жизнь изменили его, огрубили его лицо. Почему он хотел забрать Гавина из Аирдсгайнна? Он и сам толком не знал. Как он мог объяснить?

— Много лет назад я совершил ошибку. Я взял твою мать к себе в постель. На следующее утро она исчезла из Галлхиела и я ничего не знал о ней до того самого дня, когда родился ты. Она прислала в Галлхиел посыльного передать мне, что у меня родился сын. Я не поверил, что ты мой сын.

Никейл преднамеренно упустил тот факт, что посыльный принес младенца, рожденного несколько часов назад. Лесли не хотела ребенка. Никейл отослал посыльного назад, в Аирдсгайнн, даже зная, что Лесли могла задушить ребенка. Он теперь содрогнулся от этой мысли. Тогда же он ничего не чувствовал.

— Почему же ты поверил сейчас?

Никейл рассмеялся. Если бы не часто появляющееся угрюмое и мрачное выражение лица, то лицо Гавина было копией Никейла. Можно было только молиться, чтобы душа мальчика так же мало была бы похожа на душу Лесли, как его внешность.

— Да только глупец, посмотрев на нас обоих, не скажет, что ты мой сын. Разве у вас в Аирдсгайнне нет зеркал?

— Я бы хотел, чтобы ты никогда не видел меня и чтобы моя нога никогда не ступала за стены Галлхиела.

— Не сомневаюсь, что маленькая Риа хотела бы того же самого.

От приступа ярости кровь быстрее запульсировала в жилах Гавина.

— Что они с ней сделали?

— Что? — Никейл изумленно посмотрел на него. — С ней ничего не сделали, только ограничили ее и поняли, что она должна увидеть гораздо больше, чем Галлхиел. Так что скоро она будет жить на границе. В Атдайре. — Никейл не видел никакого вреда в том, что открыл место будущего пребывания девочки. Гавин будет слишком занят и слишком далеко, чтобы думать о ней.

Гавин скрыл свою реакцию на это известие. Теперь он будет знать, где искать ее, когда сбежит, а он обязательно сбежит. Однако до этого момента он еще не осознавал, какое место будет занимать эта девочка в его будущем. Она олицетворяла собой Галлхиел, а Галлхиел принадлежал ему.

— Куда же я отправлюсь?

Никейл почувствовал облегчение, потому что тон мальчика был теперь спокойнее, даже мягче.

— Во Францию. Тебя поместят в прекрасную школу. Если будешь учиться быстро и хорошо, то добьешься славы в сражениях. — По мнению Никейла, только к этому надо было стремиться в жизни. В отличие от своего сына он никогда не хотел богатства и власти.

Никейл направил свою лошадь вперед. Гавин сделал так же. Оглянувшись назад, Гавин попытался прочно запечатлеть Галлхиел в своей памяти. Может пройти немало лет, прежде чем он вернется. Но он вернется. Он подумал, что предпримет Лесли, когда узнает, что его нет в Галлхиеле, и удивился, что мысль о ее ярости не слишком расстроила его. Он не вспоминал об Аирдсгайнне, хотя тот и был его домом в течение четырнадцати лет. Его юность не была счастливой, и у него не было желания возвращаться в такое холодное и неуютное место. Он поклялся себе, что однажды увезет оттуда свою мать. Возможно, в другом месте и она станет другим человеком, счастливым и здоровым.

Он постарается выжить, выдержать все, он будет хорошо учиться. И все, что он сделает, будет ради Галлхиела.

Глава 4

Риа просыпалась медленнее, чем обычно, потягиваясь под тяжелыми покрывалами. Наступило утро, хотя сквозь маленькие щели в ставнях, закрывавших ее окно, проникало совсем мало света. Огонь в камине ярко горел, защищая комнату от прохлады ранней весны.

Обведя вокруг сонным взглядом, она поняла, что не одна.

— Мама?

Дара сидела в кресле возле кровати своей дочери.

— Доброе утро, милая.

— Что-нибудь случилось?

Дара ответила не сразу, и сердце Риа екнуло, как только она вспомнила, что в этот день она покидает Галлхиел. Отъезд уже не казался ей приключением, как тогда, когда ей впервые сказали о нем. В течение многих дней она жила ожиданием путешествия, любуясь новыми платьями, которые шились для нее. Их было не много. Ее мать планировала полностью обновить гардероб девочки после приезда в Атдаир, где Анна была более сведущей в современной моде.