Фрейлина - Тамара Шатохина

почему нет? Не держать же самой в голове разные мелочи.

— То есть… речь не идет о внезапной и давней любви? — уточнила мадам Нессельроде.

— Если восхищение мужской красотой и качеством личности его сиятельства может быть этим чувством, то, наверное, идет… Я не смогу ответить более точно — до этих пор не любила, мне просто не с чем сравнить.

— И ты так легко покинешь Россию, своих родных?

— Быть рядом с Ольгой Николаевной для меня только в радость. А родные мои вполне благополучны, — старалась я быть предельно честной.

Дама встала и неспешно прошлась к окну. Тронула меня за плечо, остановив, чтобы не вставала. Глядя в сад, спросила нейтральным тоном:

— Может ты и знаешь… но еще императрицей Елизаветой Алексеевной учреждено было «Общество патриотических дам».

— Не слышала о таком, простите…

— Пустое. И не обязана была. Тем более, что теперь оно называется иначе — «Императорское женское патриотическое общество». Участницы его истинные патриотки своей Родины. Ты же являешься таковой?

— Безусловно, — твердо ответила я.

— Государыня еще раз подтверждает право твоих сыновей на княжеский титул, ее обещание в силе…

Но?.. Меня что сейчас — вербуют? С ума сойти…

— Со своей стороны и ты выполнишь данное ей обещание всегда оставаться верноподданной Российского престола.

— С радостью, ваша светлость, иного мною и не предполагалось.

— Но имеешь ли ты представление хотя бы об азах политики? Как относишься к нашему влиянию на дела в Европе?

— А мы имеем влияние на Европу?.. — вспоминала я точку зрения ее мужа на это дело, — если так, то… оно может быть только благотворительным? Тогда честно признаюсь… лично я предпочла бы держать идеальный порядок в собственном доме, не вмешиваясь в дела соседей. Нас же потом и обвинят в случае чего — так можно приобрести только врагов и хлопот.

— Тогда последний к тебе вопрос… — дама подошла ко мне, нависая всем корпусом. Пристально глядя в лицо, быстро спросила:

— Как случился твой ребенок?

— Т-так, — закивала я, глядя в холодные глаза напротив.

Господи, чуть сердце не стало. Да чтоб тебя! Как суслик перед коброй…

— Чей он?

— В каком смысле — чей? Мой и…

— Константина Николаевича? — быстро закончила она за меня, давя взглядом.

— К-кого⁈ — вытаращила я глаза. Ох-ре-неть! Но сразу и отпустило, полегчало… Стало ясно, с чего весь сыр-бор. Твою ж мать!

— Забудь, что сейчас слышала, — отошла она и села на место, изучая мое лицо.

— Я забуду. Но с чего вообще…

— Просто забудь. Я буду ходатайствовать перед Ее величеством за твое прошение. И возможно… только возможно — стану писать тебе в Вюртемберг. Еще один взгляд на благополучие Ольги Николаевны не станет лишним, мы все о ней волнуемся.

— Всегда буду рада, благодарю за доверие. Всегда готова… помочь Патриотическому обществу справиться с волнениями. По любому поводу.

— Кажется, я уже понимаю его интерес… — весело улыбнулась вдруг Мария Дмитриевна. Вокруг глаз собрались мелкие морщинки, а на пухлых щеках образовались симпатичные ямочки.

Ну чисто тебе… волк спрятался обратно под овечью шкуру.

— Интерес Фредерика Августа? — осторожно уточнила я.

— Именно. А сейчас откушай, чем Бог послал… не буду мешать. За дверью тебя подождут и отвезут обратно. Ешь спокойно, не спеши.

— Как можно? — сглотнула я слюну предвкушения, — говорят, ваша кухня — это что-то необыкновенное.

— Вот и оценишь — насколько правду говорят, а насколько врут мне в угоду, — вдруг подмигнула она мне. И вышла.

Сразу же в кабинет вошли две девушки в форме горничных и, расстелив большую салфетку, стали расставлять мисочки и тарелочки прямо на письменном столе. Закончив, одна сразу же ушла, а вторая осталась стоять у двери, отвернувшись и сложив руки на животе, как это делала Ирма. Что и понятно — все-таки личный кабинет… оставлять меня одну глупо.

Сидя потом в экипаже и сыто откинувшись на мягкие подушки, я довольно щурилась, рассматривая виды строящегося Петергофа.

Наконец-то удача! Это просто невероятно — целое Патриотическое общество, да еще женское. По сути, это оно завербовано мною в личных целях. Только сейчас у меня и появился настоящий рычаг влияния, и это не какие-то настольные игры.

Понятно, что влиять на что-то я смогу только наработав авторитет, но за этим дело не станет — мысли уже есть.

Возле домика ждал меня, нервно прохаживаясь, Фредерик Август. Увидев мое лицо за стеклом каретной дверцы, замер, а потом подошел и резко распахнул ее.

— Позвольте помочь вам, fräulein Schonurova, — подал мне руку.

Я легко спорхнула вниз по лесенке. Солнечным настроением хотелось делиться.

— Доброго вам дня, Фредерик Людвигович! Бесконечно рада видеть вас.

— Я жду вас, чтобы сообщить — для нас назначено время приема. Где вы были, fräulein? — сухо поинтересовался он.

— Частно беседовала с Марией Дмитриевной Нессельроде, завтракала у нее. Мы находимся в добрых отношениях, она даже собирается писать мне в Вюртемберг. А еще обещала ходатайствовать перед Ее величеством за наш с вами союз. Взамен же… а взамен я обещала ей докладывать о благополучии Ольги Николаевны. Возможно, и не только об этом. Дружественный союз России и Вюртемберга — наша с ней мечта и цель тоже.

Помолчав, Фредерик странно мотнул головой, оглянулся, прокашлялся…

— Удивлен. И вашими знакомствами, и остальным тоже. Особенно остальным.

— Ничего удивительного, Фредерик Людвигович. У нас с вами тоже дружественный союз, основой которого должно стать доверие. И я уже работаю над этим.

Скомканно объяснив мне процедуру подачи прошения, он ушел.

Старательно подписав уже составленную писчим бумагу, я поблагодарила Ирму за заботу, но от еды отказалась:

— Ты права — готовят в доме Нессельроде божественно. Теперь у меня одной мечтой больше — сделать свой дом в Штутгарте таким же гостеприимным и «вкусным». Как считаешь — поделится Ее светлость хотя бы частью своих рецептов? — внимательно смотрела я Ирме в глаза.

И будто чуть поколебавшись, она тихо ответила:

— Я думаю, поделится. Мария Дмитриевна добрый и щедрый человек, но только с друзьями. Их мало у нее.

— Спасибо, Ирма, я сделаю все, чтобы когда-нибудь она смогла назвать меня другом, — отвела я взгляд, — как мне следует одеться к Ее величеству?

— Подавать прошение следует в парадном платье. Вам назначено время…

Дальше были хлопоты