Фрейлина - Тамара Шатохина

временем ее поймут и примут, как всегда принимают с жадностью нашу помощь во время крупных социальных кризисов; но нам никогда не будут благодарны, ибо благодарность перед Россией и ее государями стала тяжестью, которая обременяет всех. Нас лучше ненавидеть без причины, чем отплатить нам добром».

Такие слова мог написать только русский по духу человек, глубоко переживавший за судьбу Отечества. А сказанное им, между прочим, регулярно сбывалось и продолжает сбываться…

Причину, по которой он хотел меня видеть, я не представляла себе. Ни единой мысли! Значит, узнаю завтра — обессиленно упала я на подушку после всех вечерних процедур.

Сил не было даже на то, чтобы подумать о решении в мою пользу, вдруг и внезапно принятом Фредериком Августом.

То, что он оказал помощь женщине, выглядело как поступок единственно верный для человека порядочного. Я даже жалела его — все-таки тяжело пришлось. Даже если веса того во мне килограмм сорок-пятьдесят… все равно это, как тащить на себе мешок с сахаром. Еще и не на спине, а на весу.

Но это говорил во мне тот мой менталитет. А здесь?

То ли я уже потихоньку врастала в эти реалии… но где-то на уровне интуиции событие сие воспринималось, как крайне нежелательное для моей репутации. Нарушающее приличия точно, а к ним здесь относились внимательно и ревниво.

Но гадать почему он все-таки решился и когда именно, я не стала — бессмысленно. Мы понятия не имеем как идет процесс принятия решений у мужчин, какими неведомыми путями? Или даже немыслимыми.

Поэтому не стала ломать голову и почти сразу уснула.

Моя повседневная форма пришла в негодность. Временную или постоянную, сейчас было уже не важно, и Ирма упаковала меня в кисейное голубое платье. Плела косу, кантовала меня, шнуровала… а я в это время досыпала, вяло и с опозданием реагируя на просьбы и даже команды.

Завтрак на общей кухне еще не был готов, да и есть спросонья пока не хотелось. Но получалось, что снова я неизвестно сколько времени буду голодать.

— Может вам предложат там чаю, — осторожно предположила Ирма, — дом министра славится своей кухней даже в Европах.

— Дом? А разве его дом здесь, не в Петербурге? — удивилась я, — и потом… меня приглашают к себе домой? Не в служебный кабинет?

— Не могу знать, — то ли замялась, то ли стушевалась горничная, — а только сейчас здесь весь Двор. На дачах и семейство Карла Васильевича. Да и супруга его статс-дама при императрице… Думаю, вас не задержат надолго, а я буду ждать здесь с едой, Таисия Алексеевна.

Я озадаченно задержала на ней взгляд. Вот так непривычно многословно и будто оправдываясь, люди говорят, зная за собой вину. Она же слова лишнего обычно не скажет. Но поделилась тем, что знала — уже спасибо.

— Спасибо, Ирма. А пока просто дай мне воды.

Выходить из дому совсем натощак было глупо. Светка держала во всех карманах сушки, просто на всякий случай — ее беременный организм голода не переносил. В желудке должно быть хоть что-нибудь… даже если просто вода.

К Кавалерскому домику подали небольшую карету. Сойти с крыльца и подняться в нее мне помог все тот же худой мужчина. Сам он сел на козлы рядом с кучером.

Проехав по городу куда-то в сторону будущего вокзала, мы остановились возле небольшого особняка. В наши годы он не сохранился, такого здания здесь я не помнила.

— Прошу вас, — подал мне руку «писарь».

— Благодарю вас. Карл Васильевич ждет меня здесь? — огляделась я и поняла, что мне все нравится — и дом, и цветники вокруг, и погода.

— Вас ожидает его супруга — Мария Дмитриевна.

— Оу!.. — споткнулась я на ровном месте.

— Осторожнее! — подхватил меня под руку мужчина.

И правда… он же сказал — Нессельроде, а дальше я уже сама…

И вот это уже… горе мне, горе… Знала бы — ночь не спала. Хорошо, что есть минутка на подумать, а не по факту огорошили.

Министр Нессельроде мужчина. Против него, кроме ума (нескромно надеюсь) и знаний, у меня есть еще и ресницы, и губки бантиком. Кое-как я уже умела со всем этим управляться и даже иногда пользовалась. Так или иначе, но с мужчиной я надеялась разойтись миром.

Сейчас уже не уверена.

Быть врагом мадам Нессельроде было смертельно опасно — в буквальном смысле. Не простив Пушкину эпиграммы в свой адрес, она открыто встала на сторону Дантеса. Именно ее Пушкин подозревал в сочинении «диплома рогоносца», который и привел в конце концов к дуэли.

Собственно, карьера Нессельроде и началась с согласия Марии на брак с ним. Дочь министра финансов, фрейлина императрицы и самая богатая невеста столицы была дамой высокой и корпулентной. А на фоне щуплого невысокого мужа выглядела совсем величаво. Глядя на эту пару, шутили, что он будто выпал из кармана жены.

Но их брак оказался и счастливым, и удачным. Участвуя в делах мужа, Мария Дмитриевна имела на него исключительное влияние. Почему и боялись ее больше, чем графа Бенкендорфа — шефа жандармского корпуса. А может потому, что это о ней сказано: «Сколько вражда ее ужасна и опасна, столько дружба неизменна и заботлива».

Хорошо хоть меня не приняли немедленно и оставалось время, чтобы немного сориентироваться.

Не дамские штучки… тут нужно что-то другое.

— Доброго дня, ваше сиятельство. Фрейлина Таисия Шонурова. Вы желали видеть меня? — присела я в глубоком поклоне.

— Поднимись… присядь здесь со мной, — коснулась она спинки стула, проходя мимо и садясь в полу-кресло возле письменного стола.

— Ты ела этим утром?

— Общая кухня… — развела я руками.

— Сейчас что-нибудь внесут, — позвонила она в колокольчик, — а пока мы с тобой побеседуем.

Крупная женщина, полная, но не рыхлая. Лет шестидесяти. Одета по-домашнему просто — никаких украшений. В чепце на пышных волосах. И, кажется, я помнила… видела ее во время шествия по анфиладам Большого дворца — такую даму трудно не заметить.

Присев на краешек стула, я уставилась на нее со всем вниманием.

— Ты приняла предложение о браке от его сиятельства Фредерика Августа цу Гогенлоэ-Ингельфинген, — не спросила, а уверенно заключила она.

— Да, его предложение совпало с моими интересами, — согласилась я, поражаясь оперативности Ирмы.

Ночь не спала бедная. Так это и есть ее начальство? А запросто… Тоже собственное отделение тайной канцелярии, но при императрице —