Дафна дю Морье - Французов ручей

– Пру мне все рассказала, – проговорила Дона и, видя, что он растерялся и не может вымолвить ни слова, ободряюще улыбнулась.

Он потупил голову и неуверенно произнес:

– Я знаю, миледи, я поступил очень дурно. Вместо того, чтобы защищать вас, я, как последний трус, всю ночь провалялся в детской.

– Ты не виноват, Уильям, – сказала она. – Ты ослаб и потерял много крови, а твой противник оказался слишком хитер и ловок. Я ни в чем тебя не упрекаю и пришла сюда вовсе не для этого.

Он вопросительно посмотрел на нее.

– Нет, нет, Уильям, – покачала она головой, – не надо никаких вопросов. Я знаю, что тебя интересует. Как видишь, я жива и здорова, а об остальном лучше не вспоминать. Договорились?

– Хорошо, миледи, если не хотите, я ни о чем не буду спрашивать.

– Сегодня после обеда сэр Гарри, Пру и дети уехали в Лондон. Самое главное для нас теперь – спасти твоего хозяина. Ты знаешь, что с ним случилось?

– Да, миледи, я слышал, что кораблю и команде удалось скрыться, а хозяина отвезли к лорду Годолфину и заточили в башню.

– Верно, Уильям, и времени у нас осталось очень мало. Лорд Годолфин и его друзья могут расправиться с ним в любую минуту, не дожидаясь, пока прибудет конвой из Бристоля. Нам надо торопиться, у нас в запасе всего одна ночь.

Она показала ему на табурет, стоявший перед очагом, и, когда он сел, достала спрятанные в складках платья пистолет и нож.

– Пистолет заряжен, – сказала она. – Сразу от тебя я поеду к лорду Годолфину и постараюсь добиться, чтобы он пропустил меня в башню. Надеюсь, это будет нетрудно – его светлость, к счастью, не отличается особым умом.

– А дальше, миледи?

– Дальше мы будем действовать в соответствии с тем планом, который придумает твой хозяин. Он, конечно, не хуже нас понимает серьезность своего положения, и я почти уверена, что он попросит нас раздобыть лошадей и ждать его в условленном месте.

– О лошадях не беспокойтесь, миледи. У меня есть на этот счет одно соображение.

– Я всегда полагалась на твою находчивость, Уильям.

– Молодая особа, приютившая меня…

– Прехорошенькая молодая особа, Уильям!

– Вы очень любезны, миледи… Так вот, эта особа знает, где достать лошадей. Думаю, что я смогу ее уговорить.

– Я в этом не сомневаюсь, Уильям. Наверное, ты и Пру уговорил так же быстро, пока меня не было?

– Клянусь, миледи, я и пальцем не дотронулся до Пру!

– Хорошо-хорошо, оставим это. Итак, первый шаг как будто ясен. Сейчас я еду к лорду Годолфину, затем возвращаюсь сюда и рассказываю тебе все, что удалось сделать.

– Да, миледи.

Он распахнул перед ней дверь. Прежде чем выйти в крохотный заросший садик, она остановилась на пороге и с улыбкой посмотрела на него.

– Не волнуйся, Уильям, все будет в порядке. Не пройдет и трех дней, как ты снова увидишь скалы Бретани, вдохнешь упоительный воздух Франции.

Ему, очевидно, тоже хотелось о чем-то ее спросить, но она уже шагнула на дорожку и быстро двинулась по направлению к лошади, привязанной под деревом. Странное оцепенение, охватившее ее после ужасных событий в Нэвроне, растаяло без следа, сомнения и колебания остались в прошлом. Она снова была полна сил и энергии, снова видела перед собой ясную цель и была готова бороться до конца. Коренастая лошадка бодро трусила по грязной ухабистой дороге. Через несколько минут впереди показалась усадьба Годолфина: парк, массивные ворота, а за ними – серая громада дома и мощные стены приземистой башни, пристроенной сбоку к одному из углов. Приблизительно в середине, между основанием башни и зубцами, идущими поверху, зияло узкое оконце.

Сердце у Доны заколотилось – она поняла, что это и есть окно его темницы.

Может быть, именно сейчас, заслышав стук копыт, он подошел к нему и смотрит на нее сверху.

Она подъехала к дому. Навстречу ей выбежал слуга. Принимая лошадь, он с недоумением взглянул на знатную госпожу, прискакавшую в полном одиночестве, без мужа, без грума, по самой жаре, на неказистой деревенской кляче.

Она ступила в длинную прихожую и, ожидая, пока слуга доложит о ее приезде, подошла к высокому окну, выходящему в парк, и выглянула наружу.

Перед ней, в самом центре лужайки, в отдалении от своих собратьев, стояло высокое – гораздо выше остальных – дерево. На одной из толстых ветвей сидел работник и, переговариваясь с какими-то людьми, стоявшими внизу, орудовал пилой.

Дона отвернулась. В глазах у нее вдруг потемнело, по спине пробежал холодок. В ту же минуту в прихожей раздались шаги, и перед ней вырос взбудораженный и растерянный лорд Годолфин.

– Простите, что заставил вас ждать, сударыня, – проговорил он. – К сожалению, ваш визит несколько несвоевремен: в доме полный переполох. Дело в том, что у моей супруги начались роды… мы как раз ждали врача.

– Ради Бога, извините меня, дорогой лорд Годолфин, – воскликнула Дона.

– Я ни за что не осмелилась бы беспокоить вас в такую важную минуту, но Гарри срочно вызвали в Лондон и он просил меня заехать к вам и все объяснить. Он уехал сегодня вместе с детьми.

– Гарри уехал в Лондон? – недоуменно спросил лорд Годолфин. – Как же так? Ведь мы специально устроили казнь пораньше, чтобы он тоже смог присутствовать. Соберется почти вся округа. Мы даже дерево уже выбрали – вон то, видите? Гарри так хотел посмотреть, как вздернут этого мерзавца!

– Вы должны простить его, сударь, – проговорила Дона. – Дело, по которому его вызвали, не терпит отлагательств. Насколько я поняла, речь идет о поручении его величества.

– О, в таком случае, конечно, конечно, сударыня, я ничего не имею против. Но все-таки жаль, что Гарри не увидит казнь. Мы одержали большую победу, и ее стоит отпраздновать как следует. К тому же, если все сложится удачно, мы могли бы отметить заодно и второе приятное событие.

И он кашлянул, преисполненный чувства собственного величия. Во дворе затарахтела карета. Годолфин отвернулся от Доны и выжидательно посмотрел на дверь.

– Это, наверное, врач, – нетерпеливо проговорил он. – Вы не возражаете, если я схожу посмотрю?

– Ну что вы, конечно, – с улыбкой ответила Дона и, повернувшись, направилась в небольшую гостиную, расположенную по соседству. Она стояла, прислушиваясь к голосам и перешептыванию, доносящимся из прихожей, и лихорадочно обдумывала, что делать дальше. Годолфин совсем потерял голову от волнения, сейчас он, наверное, даже не заметил бы, если бы у него снова стащили парик. Она выглянула из окна: ни на аллее, ни возле башни часовых не было, очевидно, все они находились внутри. Через минуту послышались тяжелые шаги и в гостиную вошел Годолфин, еще более взволнованный, чем прежде.