Лариса Шкатула - Последняя аристократка

— Арчи, ты думал о моем предложении? — спросила Юлия, и сердце её почему-то тревожно забилось; а что если она все придумала и он вовсе не настолько привязан к своей Джульетте? Что если работа, карьера для него важнее, чем все скрипачки Союза вместе взятые. Тогда он преспокойно расскажет Аполлону о её просьбе и будет выглядеть в глазах последнего героем, а Юлия? Простит ли её Ковалев или отправит назад в зону? Об участи Яна в таком случае страшно даже думать!

— О каком, напомни, пожалуйста!

Так и есть! Теперь он делает вид, что ничего не знает, хочет, чтобы она ещё раз сделала свое предложение, и он дословно передаст его своему начальничку!

— Видимо, ты разлюбил свою музыкантшу, — нарочито равнодушно произнесла она, — если таких простых слов не запомнил… Прости, что побеспокоила.

— Подожди!

Кажется, он даже сделал попытку ухватить её за рукав шубы, чтобы остановить. Значит, она не ошиблась? Почему же он тогда притворяется равнодушным? Ей не доверяет или пытается вести свою игру?

— Подожди, — повторил он, — я согласен: говори, что нужно для этого сделать?

— Ничего особенного, — соблазнительно улыбнулась она. — Вначале скажи, ты узнал, кем был Поплавский до посадки?

— Узнал: врачом и, говорят, довольно известным.

— Понятно, — кивнула она, — значит, нужно заболеть. Мне повезло, что Ян — врач, а то пришлось бы Аполлона в командировку отправлять. Теперь же… он сам его ко мне приведет!.. А ты поможешь.

— Как? — удивился Арнольд.

— Расскажешь моему майору, невзначай, что с последним этапом в лагерь прибыл самый известный в Москве врач… А вот и он сам, идет-торопится, мой коротконогий возлюбленный… И ведь не упадет, ручки-ножки себе не переломает!

Она обратила улыбающееся лицо в сторону спешащего к ним Аполлона, а в словах её прозвучала такая ненависть, что Арнольду стало не по себе. Он представил, какое разочарование будет ожидать бедного майора в один прекрасный момент. Да что там разочарование, удар, но тут уж ничего не поделаешь, Аполлон сам себе его подготавливал.

Даже по некоторым обрывочным сведениям о Юлии, которыми располагали органы, он понимал, что Ковалев срубил дерево явно не по себе. Добровольно уселся на пороховую бочку… Да ещё и пытается закурить!

— А мы тебя тут поджидаем, коханый! — просияла навстречу подошедшему Аполлону Юлия. — Твой старлей бежать хотел — мы знаем, кто его ждет-не дождется, но я женщина жестокая. Жди, говорю, пока Поль не выйдет. Не стоять же мне тут одной, на ветру, как сухой былинке?!

— Да уж, сухой былинкой тебя назвать язык не повернется, — довольно хохотнул Аполлон и обратился к Арнольду. — Вы свободны, товарищ старший лейтенант. Благодарю за службу!

— Служу Советскому Союзу! — браво козырнул Аренский, поддерживая шутку начальства, и стремительно зашагал прочь, все ускоряя шаги.

Ему было не по себе. Вроде, и просьба Юлии всего лишь рассказать Аполлону о Яне-враче не содержала в себе ничего особенного, но на душе Арнольда было погано.

Юлия нарочно не стала таить от него своих намерений. Этим она привязывала его к себе крепче, чем воры общим преступлением. Общей тайной! Самое страшное, что он никак не мог предупредить Аполлона. Тот обожествлял свою возлюбленную, которая пока и ничем себя не выдала, была постоянна и преданна.

Скажи он Аполлону о её словах, тот только посмеется. А если и не посмеется, то сделает проще: уберет Поплавского с лица земли. Благо, в зоне Ковалев — царь и бог. Из-за шлюхи подставлять под смертельный удар другого человека? К тому же, родственника Наташи. Если Арнольд и не был теперь в неё влюблен, то добрые чувства остались. Слишком много она для него в жизни сделала!

После обеда Аполлон пришел на работу несколько смущенный и даже будто виноватый.

— Знаешь, Алька, а ведь моя женушка права: я — самовлюбленный эгоист, глухарь на току, который ничего не видит и не слышит. Неблагодарный!

— Что-то вдруг тебя на самоуничижение потянуло? — удивился Арнольд.

— Права Юлия, ох, права! Много у нас власти и мало души. Уже своих самых верных и надежных товарищей не бережем и не ценим…

— Да что случилось-то?

— Хоть раз в жизни я подумал о ком-нибудь, кроме себя?

— О Юлии подумал.

— То-то и оно! А о тебе? Разве думал я о тебе?

— Кто же на мое представление рапорт писал?

— Это мне по службе положено — подчиненных в звании повышать. А то, что ты меня, можно сказать, от верной смерти спас?

— А для чего же тогда нам друзья? — Аренский никак не мог взять в толк, о чем горюет его непосредственный начальник и друг.

— Вот! О тебе, как о друге, я и не подумал. Скажи, ты очень любишь свою Виолетту?

— Очень, — хмуро ответил Арнольд и насторожился. Зачем ему Виолетта понадобилась?

— Да не зыркай ты очами, я же по-хорошему спросил… В общем, так, подбери мне дело какой-нибудь молодой бабенки из бытовых: одна, помнится, мужа своего кипятком обварила, другая топором рубанула.

— Сейчас подберу. Молодой… А поточнее возраст неизвестен?

— Известен. Лет двадцать, двадцать один.

Арнольд почувствовал, как у него задрожали колени. Неужели Юлия так быстро сдержала свое обещание?

— Нашел, что ли? — поторопил Ковалев, когда он в смятении замешкался у картотеки.

— Дело Зуевой Матрены Филипповны, — сообщил Арнольд. — Только она у нас в больнице лежит, муж-изверг, которого она топором рубанула, кажется, почки ей отбил.

— Вот и хорошо, что отбил, — задумчиво сказал Аполлон и, заметив удивленный взгляд товарища, поправился. — То есть я хочу сказать, эта кандидатура нам подходит. Теперь ты можешь поменять местами дело Румянцевой Виолетты и этой самой Матрены…

— А если она выживет? — невольно вырвалось у Арнольда.

— Делай, как я тебе говорю! — огрызнулся тот. — И вообще, раз ты такой чистюля, решай сам, кто тебе дороже — Виолетта или вот эта членовредительница?!

Он вырвал из рук Аренского дело Зуевой и швырнул на стол.

— И поторопись, пока я не передумал! — Ковалев вышел из кабинета, хлопнув дверью.

"А что я, собственно, хотел? — подумал Арнольд. — Хотел вытащить свою любимую из неволи, не замарав рук, не перепилив решетку, не убив надзирателя… Надо читать побольше приключенческих романов. Просто раньше я не давал себе труда о том подумать. Делал вид, что все хорошо вокруг меня. А ведь не в детском садике работал. Что может быть лучше — человек умирает, а благодаря его смерти спасается живой… Виолетта. Если же Матрена выживет…"

На такой случай его фантазии уже не хватало. То есть он знал, догадывался, что в таком случае может сделать Ковалев. Только вот станет ли Арнольд ему препятствовать? Не станет. И если ради Виолетты ему надо принять камень на душу, он это сделает. Не камень, глыбу, скалу, только чтобы она жила и радовалась жизни. И, конечно, ему, Арнольду…