Лариса Кондрашова - Приключения наследницы

– Кто такой Джим и что он делает в нашей бедной стране?

– Я же объясняю вам, княжна, – обиженно взглянула на меня Хелен. – Джим Веллингтон случайно остался в Москве. Он приехал из Петербурга, где работал в английской миссии...

– И что ему нужно?

Я спросила это машинально: мне не было никакого дела до соотечественников Хелен.

– Ему ничего не нужно! – От возмущения акцент у Хелен усилился. – Но я его соотечественник... соотечественница! Было бы странно отказываться от встреч с ним той, которая оказалась в столь бедственном положении...

– А почему вы оказались в бедственном положении? – не унималась я.

Что-то в разговоре Хелен меня раздражало: то ли ее тон, несообразный с моим представлением о прислуге, пусть и иностранке, но не имевшей при себе ничего такого, что давало бы ей право на такой тон; то ли ее снисходительное отношение ко мне, как ни крути, ее госпоже – а в противном случае чего бы вдруг мне пришла в голову мысль ей помогать или, например, брать с собой в Дедово. Наверное, потому мне и хотелось отвечать Хелен тем же. Или задать ей нелицеприятный вопрос... Чтобы сбить ее с этого высокомерия. Я вообще не понимала, что мешает мне немедленно расстаться с этой иностранкой, перед которой у меня вообще не было никаких обязательств.

– И он вас навещает в этом флигеле?

Хелен обиженно поджала губы и замолчала, давая своим видом наглядно понять, что я груба и невоспитанна.

Неподвижно стоявший до сего времени у дверей Сашка вроде невзначай закашлялся:

– Разрешите мне, ваше сиятельство, оглядеться: что и как? Конюшня вроде цела.

На мгновение у меня мелькнула мысль: «А вдруг окажется, что в конюшне стоит наша карета и две живые и невредимые лошади?», но Хелен поторопилась меня в том разуверить. Предвидя мой вопрос, она быстро заговорила:

– Лошадей мы с княгиней продали. Она болела. У нас не было денег на хлеб и на врача...

Я опять выхватила одну фразу из бормотания Хелен и принялась размышлять над ней: чего вдруг у моей матери не было денег? Это у Амвросия в самом скором времени после отъезда княгини не оказалось денег, потому что она забрала с собой все, что в доме было, заявив:

– Съезжу в Дедово и оттуда пришлю тебе на хозяйство.

– ...Карета стоит в конюшне, я не знаю, может, ее надо осмотреть, что-то смазать, но лошадей все равно нет. Денег у нас тоже нет... Аксинье приходится стирать у людей.

Аксинья – наша крепостная. При бабушке она состояла последние лет пять. Потому что служанка была еще молода. Если и не моя ровесница, то старше ненамного.

На языке у меня просто вертелся вопрос: «А что делала ты?» В самом деле, госпожа, нанявшая ее на работу, умерла. Любая другая служанка на ее месте нашла бы другую работу. А Хелен пользовалась тем, что зарабатывала Аксинья, и сидела ждала, пока приеду я. Может, мама ей что-то пообещала? Может, не заплатила за работу, потому Хелен теперь ждет, что это сделаю я?

– Аксинья, – обратилась я к служанке, – пойдем, проводишь меня к конюшне, я тоже хочу взглянуть на карету.

На самом деле мне хотелось кое о чем расспросить ее, но с глазу на глаз.

– Аксинья, что, у матери... я хочу сказать, у княгини, в самом деле не было денег?

– Не было, – прошептала девушка. – Я не знаю, куда они делись.

– Может, она спрятала их куда-нибудь?

Я уже начала злиться неизвестно на кого. В самом деле, послушать обеих женщин, моя мать, княгиня Болловская, была просто нищей, если, заболев – не так уж много времени провела она в Москве, – не имела денег даже на то, чтобы заплатить врачу.

– В саквояже ее сиятельства денег не оказалось. Я думала – может, она прятала их под подушкой? Но когда перестилала постель, тоже ничего не нашла.

Девушка лепетала свои оправдания, как будто я обвиняла ее в отсутствии денег. Или она думала, что всегда будет считаться виноватой, что бы ни случилось? Ее можно было понять. Княгиня Лидия Филипповна Болловская не отличалась мягким характером, и от нее прислуге доставалось в первую очередь. Причем личные качества девушки были в этом случае вовсе не важны. Виноватым у матери оказался бы даже ангел...

Впрочем, что это я? Нарушаю святое правило: о мертвых либо хорошо, либо ничего.

О маминых планах Аксинья могла и не знать. Княгиня была человеком достаточно осторожным. Ей приходилось много ездить не только по стране, но и за границей. И при этом не всегда ее сопровождал отец.

Может, она заплатила за что-то? Тем же мастерам, которые должны были восстанавливать разрушенный войной дом. Но для такой версии не было никаких оснований. Да и мать не стала бы отдавать кому бы то ни было деньги за несделанную работу.

Грешным делом, у меня мелькнула мысль: а не пойти ли мне к московскому полицмейстеру и не попросить разобраться в том, куда подевались наши деньги? Но мне было стыдно. Я ведь стала бы подозревать слуг, среди которых одна – моя крепостная, а другая вообще иностранка.

– Мама не говорила, может, кто-то ее обокрал? Неужели она ни разу не хватилась денег? – продолжила я неуклюжие попытки по выяснению сих странных обстоятельств.

– Лидия Филипповна были в беспамятстве.

– С первого дня болезни?

– Как в ночь заболели, так больше в себя и не приходили.

– И что, врач ее болезни не удивлялся?

– Удивлялся. Говорил: «Где она могла ее подцепить?» Болезнь эту. Вроде она какая-то не наша.

– Ты знаешь этого врача?

Аксинья замотала головой:

– Не знаю. Его приводила Хелен.

– Он что, тоже иностранец?

– Нет, говорил по-нашему. Такой старенький... Виктор Афанасьевич его звали!

Больше мне не удалось вытянуть из нее ничего путного. На все вопросы Аксинья бубнила: «Не знаю», «Не видела».

– Ладно, пошли обратно.

Я повернулась и пошла к флигелю.

– А как же конюшня? – спросила она недоумевая.

– Золотарев все сам осмотрит и мне расскажет.

Некоторое время Аксинья шла молча, а потом вдруг сказала:

– Ой, простите, я и запамятовала! На днях приезжал офицер, спрашивал княгиню Болловскую. Я сказала, что она умерла, но скоро должна приехать ее дочь. Он оставил депешу и просил, ваше сиятельство, вам ее передать.

– Что за депеша? – удивилась я, как раз открывая дверь.

– Вот она. – Аксинья прошла к лавке, на которой, надо понимать, она спала, и подала мне конверт, на что Хелен едва взглянула.

В какой-то момент мне показалось, что сургучная печать на конверте нарушена. Но потом я решила, что Аксинья всего лишь не придала этому значения и положила его куда-нибудь не слишком аккуратно, вот сургуч и треснул.

Я вскрыла конверт.

Госпожу княгиню Болловскую и в самом деле приглашали пожаловать в любое удобное для нее время в Московскую Особенную канцелярию при военном министре по адресу такому-то. Можно было бы проигнорировать это приглашение, но какой-то граф Федор Матвеевич Зотов нижайше просил не отказать в просьбе и посетить заведение, в котором он служил, как я поняла, в чине полковника.