Тысяча и одна тайна парижских ночей - Арсен Гуссе

мы не должны больше видеться.

Марциал

Книга восьмая. Признания Каролины

Глава 1. Последнее слово любви

Я прохаживался перед кофейной Мира с несколькими друзьями, в том числе с маркизом Сатаной. Смеялись над дьяволом, который сам смеялся над всеми.

– Нет ли чего нового? – спросил я, расставаясь с ним.

– Старые новости, но ни одной свежей, ничего непредвиденного.

– А Жанна д’Армальяк?

– Не станем говорить о ней сегодня, потому что у ее поклонника дуэль. Завтра я буду в состоянии говорить.

– Почему же не сегодня?

– Потому что на свете существуют журналисты: довольно одного слова, чтобы была другая дуэль.

– Прощайте.

– Постойте, – сказал мне маркиз, – вчера одна особа вверила мне рукопись, украденную у одной из ее приятельниц.

– С целью напечатать ее в фельетоне «Адской Газеты»?

– «Адская Газета» – все равно что «Фигаро» или «Галл», – усмехнулся маркиз, увлекая меня в Splendide-Hôtel. Там он имел пристанище в своих ежедневных приключениях.

Маркиз отворил ящик в столе и, подавая мне сверток, перевязанный розовой лентой, сказал:

– Вот рукопись.

– Отлично! Эта рукопись не принадлежит безвестному автору, который всюду толкался с нею. От нее веет нежным благоуханием фиалок.

– Фиалок! Скажите лучше, что от рукописи веет грехом.

Я развязал рукопись и прочитал там и сям несколько строк.

– Не правда ли, как хороши эти иероглифы? Тотчас видишь, что женщина вылила на бумагу свое сердце и душу.

– Женщина-грешница.

– Может, и так, но в настоящую минуту она еще жива. – Сатана взглянул на часы. – Но ей остается прожить только три часа, – прибавил он.

– Почему?

– Прочтите ее историю.

– Три часа прожить! Стало быть, она стара?

– Ей двадцать пять лет без трех часов.

– Вы рассказываете мне басни.

– Как всегда, истинные происшествия.

– Хороша она?

– Хороша ли!

Маркиз подал мне фотографическую карточку, снятую Надаром [35] в ясный солнечный день.

Я узнал Маргариту Омон, любовницу Марциала Бриансона.

– Что вы о ней скажете?

– Прелестна! Вам известно, что я знаю ее лучше, чем вы. Она хочет умереть потому, что Марциал Бриансон вторично прогнал ее. Я не хотел бы, чтобы она умерла через три часа. Где она?

– Не знаю.

– Знаете.

– Говорю вам, нет! Кроме того, я не мог бы предупредить ее смерть.

– Где она живет?

– Бульвар Мальэрб, пятьдесят; она отправилась обедать с одной из своих приятельниц и подышать в последний раз чистым воздухом у Каскада.

– Пойдемте к ней.

– Она не вернется.

– Где она обедает?

– Не знаю.

Маркиз Сатана протянул мне руку.

– Как бы то ни было, но я не могу отправиться с вами отыскивать Маргариту Омон. Я сегодня обедаю у испанской королевы, которой сообщу приятные известия.

– Испанскую королеву вы, конечно, не уверите в том, что вы дьявол?

– Нет, потому что в молодости она часто видела меня при дворе. Прощайте! Идите отыскивать Маргариту, старайтесь ее найти и спасти, если только не воспротивится тому судьба.

Маркиз Сатана уехал.

Так как мне было все равно, где обедать, то я вошел в Английскую кофейную, спросил отдельную комнату, и начал перелистывать рукопись.

«Что могла она рассказать? – думал я. – У нее много ума, она остроумна, ненавидит пошлость; очень может быть, что ее рассказ забавен».

Я пробежал несколько строк в начале, середине и конце рукописи и потом вернулся опять к началу.

Целый час провел я за чтением этой истории. Я передаю ее слово в слово, за исключением орфографических ошибок, которые, однако, следовало оставить.

Глава 2. Мои признания

Предисловие. 15 декабря 1872…

Любите вы предисловие? На мой взгляд, книга жизни есть предисловие смерти. Но в предисловии одна только страница, а в книге – тысяча.

Я не стала бы тратить столько чернил на рассказ о своих деяниях и жестах, если бы сцепление обстоятельств не поставило меня в среде парижской комедии, некоторые лица, сцены и картины которой я могу очертить.

Все годится для истории эпохи, даже царапание женщин, даже дурное царапание дурных женщин.

Нередко женский глаз делает открытия там, где философ ничего не видит; причина тому та, что женщины дальше историков проникают за кулисы всех театров. Они видят актеров света прежде, чем те выйдут на сцену, видят их в то время, когда те возвращаются после торжества или падения.

Кроме того, я пишу эти записки единственно не для того, чтобы иметь удовольствие говорить о самой себе. Погубленная и возрожденная силою любви, я хочу посредством любви спасти некоторых из тех женщин, которые будут меня читать. Если удастся мне спасти хоть одну из них, то я с радостью скажу: «Мой труд не пропал даром», и тогда почию в безмятежном покое.

Отважная путница, носимая прихотью течения по морю, полному подводных скал, я до своего крушения на самой опасной из них видела тихие и тенистые острова, сулящие счастье одинокому путнику, дающие убежище даже в той области, где зарождаются, бушуют и торжествуют самые сильные страсти. Я хотела воздвигнуть маяк над подводными скалами, благодаря которым терпела одно крушение за другим, и сняла топографию областей счастья, виденных мною в промежутки между бурями.

Извини меня, враг-читатель, если я говорю языком мореходов: недаром же я странствовала по океану страстей.

Кроме того, мой дед был вице-адмиралом!

При этом воспоминании я печально склоняю голову. Что сказал бы он о всех моих дурачествах?

Не поэтому ли я могу сказать вместе с Нинон Ланкло [36]: «Если бы пришлось, то я предпочла бы быть повешенной», или вместе с Софи Арну [37]: «Зачем я родилась? Если для того, чтоб умереть, то следовало раньше предупредить меня об этом». Но Софи Арну и Нинон Ланкло умерли восьмидесяти лет, тогда как я в двадцать хотела написать свою эпитафию.

Под громким смехом много скрывалось горя в моей жизни. Когда мне было шестнадцать лет и я еще верила всему, даже любви, в мою комнату залетела хорошенькая ласточка и билась крыльями о зеркало. Я поймала ее, чтобы поцеловать и повязать ей на шею розовую ленту, которой были связаны мои волосы.

Увы, она так сильно ударилась о зеркало, приняв его за открытое небо, что умерла в моих руках.

Это было печальным предсказанием для всей моей жизни.

Я умру, как эта бедная ласточка. Ударюсь головой и сердцем о любовь, мечтая видеть небо, – и найду только смерть!

Глава 3. Фрина

Я забыла назвать вам свое имя. Меня знают только под вымышленным именем Маргарита Омон, но мое настоящее имя