Филиппа Грегори - Широкий Дол

Ознакомительный фрагмент

В последний день жатвы я выехала в поле с раннего утра, а Гарри сменил меня ближе к полудню, когда жнецы уже почти закончили работу. Я сразу направилась к большому зернохранилищу и амбарам возле новой мельницы, чтобы проследить за подъезжающими повозками со съестным. Во дворе были только наш мельник, Билл Грин, и его жена. Их двое работников и трое сыновей все еще были заняты на уборке урожая. Миссис Грин хлопотала, готовясь к вечернему пиру, и кухня ее была завалена самыми разно-образными продуктами, привезенными из господского дома в огромных корзинах с крышкой и во вместительных флягах.

Я сидела одна во дворе мельницы, прислушиваясь к шуму воды в пруду и ритмичному шлепанью мельничного колеса и следя за парой голубей, то улетавших, то возвращавшихся к своему гнезду под коньком крыши.

На солнцепеке вытянулась кошка; ей было явно слишком жарко и лень вылизывать свою пыльную, потрескивающую от сухости воздуха шерсть. Но стоило мне шевельнуться, и кошачьи глаза, такие же зеленые и загадочные, как мои собственные, открылись, словно от щелчка, и уставились прямо на меня. У реки ветерок все же шуршал в верхних ветвях самых высоких буков, но внизу листва совершенно застыла. Даже лесные птицы в такую жару отказывались петь, и только голуби продолжали ворковать, без конца ухаживая друг за другом. И мельничный двор, и кошка, и я сама были столь же неподвижны, как и эта полуденная жара; казалось, августовское солнце запекло нас внутрь волшебного пирога молчания.

Невольно в мою дремлющую наяву душу закрались мысли о Гарри. Но не о том Гарри-школьнике моих детских лет, который ничего не смыслил в хозяйстве и земледелии, а о Гарри-полубоге, божестве нынешнего урожая, сделавшем так, что пшеница на его земле этим летом поднялась необычайно высоко. Именно такого Гарри, наверное, увидела Селия, проезжая мимо; и потом у нее хватило мужества взять материно ландо – под тем предлогом, что она оказывает любезность мне, – и приказать кучеру снова провезти ее по той же проселочной дороге, чтобы еще раз посмотреть на моего брата, который выглядел настоящим красавцем в одной рубахе и узких бриджах. Я думала о том, что Гарри приобретает в Широком Доле все больший авторитет и власть. О том, что он с каждым днем все уверенней чувствует себя на своем законном месте хозяина и мне никогда не удастся сдвинуть его с этого места.

А потом я с какой-то удивительной ясностью поняла: я и не хочу никуда сдвигать Гарри. И мне приятно видеть, как он стремится узнать побольше о своей земле, и эта земля словно по его приказу дает чудесные плоды. И мне нравится смотреть на него, когда он, сидя во главе стола, улыбается мне. И в течение всего этого жаркого лета, проведенного вместе с Гарри, я испытывала одну лишь радость. И каждый час, что мы с ним были врозь, казался мне невероятно долгим и пустым, и я заполняла эту пустоту, думая о нем, вспоминая его улыбку, его смех или какие-то отрывки наших разговоров.

Когда вдали послышался грохот телег и громкое пение, я даже растерялась, не сразу сообразив, что мне следует делать, настолько отвлекли меня от реальной действительности мысли о Гарри и о том, какое место он занимает в Широком Доле. Я прошла через двор к амбару, а мистер и миссис Грин стремглав выбежали из дома и бросились открывать ворота. Теперь уже хорошо было слышно, что крестьяне поют песни урожая, а когда повозки завернули к мельнице, я различила в общем хоре чистый тенор Гарри.

Балка, запирающая засов на огромных резных дверях амбара, была так тяжела, что я сумела ее приподнять, лишь добравшись до дальнего ее конца. Только тогда это бревно дрогнуло и я, наконец, вытащила его из толстенных петель. Повозки как раз с грохотом въезжали во двор, точно триумфальная процессия в честь бога плодородия, когда я настежь распахнула тяжелые двойные двери амбара и повернулась лицом к урожаю Широкого Дола.

На первой повозке высилась целая гора золотистых снопов, и на вершине этой покачивающейся горы восседал Гарри. Мощные кони-тяжеловозы остановились прямо передо мной, гора снопов снова качнулась, колеса замерли, и Гарри встал во весь рост, глядя на меня словно из рамы горячих синих небес. Я даже закинула голову и все смотрела и смотрела на него, не в силах отвести взор. А он стоял на этой горе пшеницы, одетый как обычно, если не считать того, что на нем остались только рубашка и узкие бриджи для верховой езды. Вид у него был и совершенно непрактичный, не подходящий для работы в поле, и немного неприличный. Рубашка из чудесного тонкого полотна была небрежно расстегнута на груди, так что виднелась загорелая колонна его сильной и стройной шеи и часть мощного гладкого плеча. А бриджи всегда ему очень шли, подчеркивая длину его ног и крепкие ляжки. Его высокие, до колен, кожаные сапожки были совершенно исцарапаны и изорваны после хождения по стерне, и теперь вряд ли был смысл чинить их. В общем, конечно, Гарри выглядел именно так, как и должен выглядеть знатный господин, играющий роль крестьянина в некоем спектакле – то есть это был, на мой взгляд, наихудший вариант хозяина-землевладельца, какой только можно иметь. И все же я смотрела на брата с нескрываемым удовольствием и радостью.

Он спрыгнул – сперва на сиденье возницы, а потом на землю, – но вдруг застыл, заметив, какое у меня лицо, да так и впился в меня глазами. Его беззаботный гедонизм вдруг куда-то исчез; теперь он выглядел глубоко потрясенным, словно кто-то вдруг влепил ему, весело смеющемуся, пощечину. Он все смотрел и смотрел мне прямо в глаза, словно ему хотелось задать мне какой-то невероятно важный вопрос – казалось, ему никогда раньше и в голову не приходило, что я могу знать ответ на этот вопрос, и он только сейчас об этом догадался. Я тоже глаз с него не сводила, и губы мои были полуоткрыты, словно я готовилась ему ответить, но пока не могла выговорить ни слова, и с моих уст срывались лишь быстрые, легкие вздохи. Взгляд Гарри медленно скользил по моей фигуре от макушки и блестящих каштановых волос до подола темного платья. Потом он снова посмотрел мне в лицо и едва слышно промолвил одно-единственное слово «Беатрис», словно только что узнал мое имя.

Возница подождал, пока я отступлю в сторону, затем щелчком подозвал свою команду, которая ринулась мимо меня в амбар. Следом за этой повозкой уже выстроились и другие; с них тоже спрыгивали на землю мужчины, и одни начинали сбрасывать с повозки снопы, а другие складывали их в огромную, все растущую гору. Но, по-моему, Гарри ничего этого уже не видел. Он по-прежнему стоял, не замечая летающих по воздуху снопов, и смотрел мне в глаза, и в его отчаянном взгляде я читала некое напряжение и неверие, словно у безнадежно тонущего человека.