Людмила Сурская - Норильск - Затон

— А та история с Татьяной Петровой и родившейся тут девочкой, нам казалась вообще страшной байкой. — Всхлипнула Леся.

— Господи, твои пути неисповедимы, — возвела глаза к небу, подбежавшая первой почувствовав неладное, жена Никитина.

— Ты чего пригналась, — заворчал он.

— Так, ведь торопились, а тут все обнимаются, вертолёт вместо того, чтоб лететь приклеился к земле. Понятно, что не порядок.

— Порядок, как раз. Видишь, все нашлись, спустя целую жизнь.

— А говорят судьбы нет, — всхлипнула опять Леся, — что же тогда это?

А народ продолжил собирать пирамиду. Первыми сложили командира с женой. Так и сказали:

— Нашлись на просторах страны Лиза с Ильёй.

— Непросто нашлись, а привели, Александр Николаевич, всю свою историю сюда, на «Затон».

— Да, дела…

— Где же жена командира узнала, что та история с Татьяной Петровой произошла именно здесь? — волновалась пропустившая всё жена Никитина.

— Здесь и узнала.

— Откуда же?

— Мозговой и рассказал.

Женщины ахали:

— Надо же такому случиться.

Видя задержку отлёта «птицы», вызов медика и непонятное мельтешение у борта к посадочной площадке побежали по примеру Никитиной офицеры.

— Что здесь происходит? — подлетел к Никитину замполит. — Фу, чем это от тебя воняет?

— Валерьянкой, выпей пригодится.

— Батюшки, какие мы нежные, что за дела?

— Тимофей Егорович, — отец нашего командира.

Юра не поверил.

— Иди ты сочинитель, они же виделись не раз.

Но Никитин не настаивая продолжил:

— А жена его Лиза, дочка той Татьяны Петровой, что умерла тут при родах и Ильи Дубова, друга Мозгового. Вон он стоит с ней, видишь.

— Это что прикол?

— Юра, точно так и есть. Мы уже все приложились к валерьянке, налить. — Предложила медсестра.

— Чушь какая-то.

— Продаём, за что купили.

— Ни хрена не пойму, давай, Леська, глотну твоего пойла.

— Вон начштаба бежит, оставьте ему, — предупредила Никитина.

— С чего здесь всё закрутилось-то? — Вытер лоб, сняв шапку, подлетевший начальник штаба. И услышав краткий рассказ, проглотил язык.

— Мозговой и Дубов, узнали Лизавету Александровну. Ну и понеслось. — Просвещал вновь прибывших Никитин, отхлебнув для верности ещё и корвалолчика. — Кошмар, какая гадость.

— Кто б подумал, что это реальная история. Так передавали из уст в уста, как легенду «Затона», а оно вон во что вылилось. — Взяла под руку Александра Николаевича жена Мария Ефимовна.

— Это значит Татьяна Петрова не миф, она сосуществовала на самом деле и косточки её тут мокнут под этим мхом. — Вздыхали, вытирая слёзы женщины. — И тот проклятый охранник на самом деле её насиловал у него на глазах.

— Ужас какой, — шушукался, набежавший народ.

— Тише, командир идёт.

Илья действительно подошёл к своим замам.

— В курсе уже?

— Не чувствуешь что ли валерьянкой воняет, стакан уже приговорили. — Изрёк за всех замполит.

— Меня всё равно отпустили, как бы проводить мать, до утра я свободен. Поэтому ничего я вроде бы не нарушаю.

— Ты полетишь?

— Полечу. Такая карусель в башке. На тебе ключи от нашей квартиры, проверь всё ли там отключено, и не забыли ли чего взрывоопасного. — Невесело пошутил он. — Мы будем у отца, если что, найдёте. Телефон Мозгового у тебя есть. Смотрите тут в оба, а то все всклокочены сегодня. Олег, где ты?

— Здесь я, товарищ майор. — Просунулся сквозь толпу командир стартовой батареи.

— Прошу тебя, не экспериментируй тут без меня, чтоб ЧП не повесить на дивизион.

— Не переживайте вы так. Я могу и дома посидеть.

— Я тебе посижу, — взвился замполит, — а твой молодняк я буду пасти.

— На вас не угодишь, — вздохнул, хотевший сделать, как лучше Олег.

Седлер волновался, замы, обменявшись прощальным рукопожатием, обнялись.

— Давай командир лети, не тревожься, всё будет путём.

Забрав пассажиров, вертушка взмыла в небо и, сделав прощальный круг над «Затоном» ушла на Норильск.

— Что скажешь замполит, — огрел Юру по спине начальник штаба, чего-то ты язык зажевал?

— Горло занято дрянью медицинской. Наглотался с дуру. Всё равно ни фига не помогло. Не могла Леська догадаться бутылку коньяка с собой прихватить. От него больше толку, а тут пузырь выхлебал и ни в одном глазу. Сердце выскакивает.

— Скажешь что?

— Пошёл на хрен, что тут скажешь, блат теперь у нас на комбинате, в городе и Москве железный будет.

— Кто про что, а ему б чего было и от кого для дивизиона урвать, — разозлился комбат. — Я, о другом, как может вот такое в жизни быть, чтоб все в одной точке сошлись.

— Я тебя понимаю, но с меня-то ты чего хочешь.

— Интересная же ситуация.

— Партия об этом круто умалчивает, — озлился замполит. — И в учении Ленина на эту рвущую сердце тему ни-ни. Слышал, перестройка объявлена, может там, в небесной канцелярии тоже что-то сдвинулось.

— Паны дерутся, а у холопов всю жизнь чубы трещат, так, кажется, говорят, — зябко поёжился начштаба. — За что у людей жизнь забрали, заметьте не деньги, имущество, а жизнь.

— Голливуд. — Восторженно вздохнул комбат. — Жаль у нас никто не купит, а то можно было сюжет продать кинематографу.

— Ты лучше чеши кабину настраивай, а то не фурычит, я уж Седлера не стал расстраивать, а чего кому продать это тыловики соображают пусть.

— Начальник штаба озверел с валерьянки, — скривился комбат. Надо подлечиться коньячком. Кто-то что-то такое про него проговаривал или мне послышалось?

— Он прав душу разрывает, подняли и мёртвых и живых, — поддакнул начштаба.

— Ладно, уболтали, — согласился замполит, — по три рюмки не больше, а то действительно надо живот после валерьянки успокоить, стресс так сказать с него снять. Пошли в мой кабинет, у меня трофейный есть.

— Откуда трофейному взяться?

— Из грелки. Солдату из Грузии в грелке чачу прислали, а я в бутылку перелил.

Закрывшись в кабинете, они разлили по стаканам коньяк, поломав на закуску шоколадку «Спорт». Давайте по тосту, это точно не пьянка, а скорее лечение. Решили они.

— Юрок, давай начинай, твой же кабинет.

— За ребят, что играли здесь с судьбой в кровавые прятки. Разливай начштаба и давай ты говори.

— За нас, несущих службу на самом краю земли. За «Затон». Комбат твоя очередь разливать и говорить.

— За безумно любящих баб. И ту, что лежит тут на «Затоне» и ту, что прижалась сейчас к плечу Мозгового. За наших девчонок, что греют наши отмороженные службой бока.

Семья