Кощеева гора - Елизавета Алексеевна Дворецкая

На другой день была пятница, день большого торга на Подоле. Мистина никуда не собирался и Бранда легко отпустил прогуляться. Но свидание не заладилось: Речица прибежала в клеть с опозданием, затараторила: хозяйка что-то там придумала, разгневалась, завалила всех работой, стиркой, еще чем-то, она-де едва вырвалась предупредить.

– Приходи завтра, до полудня, я уж верно выберусь! – молила она, страдальчески вытаращив свои большие карие глаза. – Непременно приходи, завтра-то уж я…

Не дождавшись ответа от озадаченного Бранда, она вдруг кинулась ему на грудь, пылко поцеловала и бросилась вон из клети.

Когда он вышел, ее уже не было видно. Несколько разочарованный – ее игривые речи, зазывные взоры и словно бы невзначай касания руки обещали ему легкий успех, – Бранд неспешно тронулся назад к Свенельдову двору. Дорога в этот день была оживлена: и пеший народ, и всадники, и телеги, то скотину гонят, то мешки волокут. Промчались трое угров в ушастых шапках, гоня десяток неоседланных лошадей, весело покрикивали по-своему. Один помахал Бранду на скаку – это Эркень, «младший брат младшего зятя», как о нем говорили на Свенельдовом дворе. Заглядевшись на ловкую посадку мадьяр, Бранд не заметил, как возле него оказался еще один человек, и вдруг услышал:

– Эй, дренг! Давай-ка отойдем.

Обернувшись, увидел того, кто с ним заговорил, и тут же вспомнил: был два раза у господина, варяг, зовут Лис. Нет, не варяг – рус из старой Свенельдовой дружины. В те давние времена Бранд был еще ребенком и жил в Киеве, но теперь запоминал всех, кто приходил повидаться с господином.

Кивнув, Бранд отошел с дороги, готовый слушать. Мало ли что давний знакомый попросит передать господину? Входить в его дела бережатым не полагалось, и Бранда, не отличавшегося природным любопытством, это устраивало.

И кое-что передать у давнего знакомого и правда нашлось.

Знаком показав, что ничего опасного, Лис расстегнул кафтан, вынул тяжелый, знакомо звенящий мешочек и протянул Бранду. Тот принял в ладонь – по весу, гривны четыре.

– Передай своему господину. И скажи: дела не будет. Мы не такие дураки, как выглядим. И все, я ничего не знаю, не слышал, не получал, не помню. Ради памяти Свенельда он в этом может на меня положиться. Но и я зарабатывал цесарево золото себе на хорошую жизнь, а не на блестящие похороны с конями и девками. Это все.

Бранд лишь слегка поднял брови, а Лис кивнул и пошел прочь по дороге.

Вернувшись, Бранд постучал в старую Свенельдову избу, где Мистина сидел с младшим братом, и выложил мешок перед ними на стол.

– Это что?

– Это мне вручил на подольской дороге тот человек, Лис, что у тебя дважды был. Сказал, что дела не будет, он хочет красиво жить, а не быть красиво похороненным, но ты можешь полагаться на его молчание. Это то, что он сказал, а что все это значит, тебе виднее.

Братья Свенельдичи переглянулись с одинаковым недоумением в глазах.

– Давай с начала.

Бранд еще раз пересказал краткую встречу с Лисом, но понимания это не добавило.

– Ты давал ему серебра? – спросил Мистина у брата. – Что-нибудь покупал?

– Ничего я ему не давал. С чего бы? Он и не просил. Он же с цесаревым пожалованием домой приехал!

– Постой, Бранд, а он назвал имя господина? Может, он тебя за другого принял?

– Имени не называл. Но я думаю, он меня узнал. Как и я его.

Мистина указал на мешок; Бранд развязал ремешок и высыпал серебро на стол. Но и в нем, когда его быстро перебрали, не нашлось никакого разъяснения загадочному происшествию: шеляги сарацинские, немного греческих милиарисиев, кольца из проволоки и разный мелкий серебряный лом. За этим занятием их застала заглянувшая в избу Величана:

– Свенельдич! К тебе племянник любимый ломится.

– Давай его сюда! Он же вчера встречался… – вспомнил Мистина. – Бранд, ступай пока. Еще что вспомнишь – скажи.

Бранд вышел, навстречу ему вошел Торлейв; при встрече глянул на дренга как-то дико, но ничего не сказал. Войдя, Торлейв едва начал здороваться, но тут взгляд его упал на груду серебра на столе.

– Они у вас!

– Что? – Оба брата подались к нему.

На лицах их была смесь надежды на новости и подозрение, что некое поветрие повредило всех вокруг в уме.

– Да эти куны! – Торлейв показал на серебро. – Бранд принес, да?

– Истовое слово. И ты знаешь, что это и откуда? – оживленно спросил Мистина и почти засмеялся: племянник превзошел его ожидания.

– Это ты знаешь! Ты что – все-таки берешь за Улеба серебром?

В глазах Торлейва сверкнула досада и даже гнев. Мистине, как ближайшему родичу убитого, принадлежало право решать, искать ли за него мести кровью или принимать виру серебром, но при его могуществе вира была позорным выходом, порочащим родовую честь. А к тому же он втравил в это дело и других, подверг Прияну опасности нового и более тяжкого раздора с мужем – и теперь намерен отступить?

– Ётуна мать! – рявкнул Лют, из двух братьев менее терпеливый.

– Улеб здесь при чем? – Мистина тоже подался к племяннику. – Чье это серебро?

– Да При… – Торлейв быстро огляделся, убеждаясь, что в избе нет лишних ушей. – Прияны. То есть Святослава. Бранд вам от Болвы его принес, через ту бабенку, да?

– Ётуна мать! – Теперь и Мистина переменился в лице.

– Не мог Бранд принять бабенку за Лиса! Лис на бабу не похож!

– Давай теперь ты – с самого начала, – велел Торлейву Мистина.

– Вчера Болва забрал у Прияны четыре гривны серебром, – взяв себя в руки, по порядку начал рассказывать Торлейв. – Святослав приказал выдать.

Мистина кивнул, и взгляд его стал более сосредоточенным. Серебро было похоже на княжескую казну, а участие в деле Святослава – все равно что блеск молнии, предупреждающей о тяжком ударе грома.

– Можно показать ей мешок – тот или не тот? – продолжал Торлейв. – Зачем – он не сказал, то есть сказал «надо с людьми рассчитаться», но это же может значить что угодно. Но она думает, что серебро – для тех варягов царьградских, Болва с ними все какие-то круги водит, но о чем – она не знает. Святослав прикидывается, что ему до тех варягов дела нет, а серебро им шлет. Она прежде думала, он хочет их подрядить Игморову братию искать. А потом узнала, что твой Бранд с бабенкой встречается, Речицей – которая дочь Ивора, они ее из Вышгорода привезли и она на дворе у них живет…

– У кого? – уточнил Лют, начиная запутываться.

– Да у Святослава! В служанки Прияне напросилась. А сама все с Болвой шепчется.