Советско-Вьетнамский роман - Андрей Игоревич Фальков

– Старались товарищи, – отметил Рузаев.

– А это что? – удивился Кашечкин.

И действительно, сооружение представляло собой не замкнутый круг, а нечто вроде полукольца. С одной стороны закрытое, оно зияло с другой стороны широким, как ворота, проемом. Проем этот смотрел прямо на окна женской казармы.

Сзади подошли Тхан Донг и Фан Ки Ну.

– Товарищ Тхан Донг спрашивает, все ли хорошо сделали? – перевела Фан Ки Ну.

– Да, спасибо. Товарищи благодарят, – по-вьетнамски ответил Шульц.

– А что, повыше нельзя? И дверцу вместо дырки? – спросил было Кашечкин, но Рузаев быстро вмешался.

– Не надо переводить, мы сами все уладим.

– А на мой взгляд, очень хорошо сделали, – заметила Фан Ки Ну, – ваш домик полностью закрыт, и вас никто не будет тревожить.

– А мы? – Кашечкин не мог молчать.

– О, вы нас абсолютно не тревожите. Нам даже приятно, – Фан Ки Ну улыбнулась, – пойдемте обедать.

***

Столовая для гостей представляла собой плетеную хижину, рядом с которой находился очаг с вмурованным в него котлом. Ели вместе за деревянным столом. Рузаев наклонился и выловил откуда-то из-под стола бутылку настоящей пшеничной водки.

– Вот так! – прокомментировал он, – надеюсь, все будут.

– У меня только одна и есть, – смутился Кашечкин.

– Товарищ! Хоть у вас мама и опытная, – Рузаев ловко разлил водку по пяти чашечкам, – но и я путешественник бывалый. Это личные запасы. Ну, за хорошее начало!

Чокнулись и выпили. Шульц и Рузаев только крякнули, а Тхан Донг поперхнулся и полез руками в блюдо с рисом. Глядя на это, Рузаев снова нырнул под стол. На это раз у него в руках был настоящий кирпичик черного хлеба.

– Режьте, – вздохнул он, – от сердца отрываю.

Обрадованный Шульц, уже два года не видевший настоящего русского хлеба, схватил огромный штык-нож и начал кромсать им буханку на толстые ломти. Выпили еще раз и закусили.

– Плохо, стаканов нет, – заметил Рузаев.

– Зато чашки хорошие!

Тхан Донг, Рузаев и Шульц пили крупными глотками, причем вьетнамец заметно охмелел. Кашечкин и Фан Ки Ну отхлебывали по чуть-чуть, и их обоих одинаково передергивало.

– Ничего, привыкай, – Рузаев хлопнул Кашечкин по плечу, – на фронте это называлось «наркомовские сто грамм». Наркомовские, понял?

– Не надо привыкать, – заметил Шульц.

– Почему? – удивился Рузаев.

– Здесь водки нормальной нет. Табак есть, чай есть, а водки нет. Не умеют делать.

– Что же они так?

– А вы заметили, – неожиданно сменил Шульц тему, – как они к нам относятся. Как бан лиен со9! Запомните эту фразу. Как бан лиен со.

– Да, советские друзья, – подтвердил Тхан Донг.

– Они ведь нам самое лучшее отдают. Нам вот на обед и рис есть, и масло, и свинина. А у самих ничего нет! Сами-то они этого позволить не могут.

Фан Ки Ну молча слушала Шульца, а Тхан Донг, не понимая, согласно кивал и улыбался.

– Вот вы над туалетом смеялись, а ведь достаточно было им намекнуть, и они за полдня построили. Как муравьи навалились и сделали, по мере своего понимания, – продолжил Шульц.

– Да, да, – кивал Тхан Донг, – верно.

– Надо – они всю батарею на руках перенесут. И вас собой закроют. Потому что вы двое – их последняя надежда на победу. На победу малой кровью!

Шульц ударил кулаком по столу.

– А вы по шляпам стреляете. А они, – он кивнул на Тхан Донга, – пылинки с вас сдувать будут. И дел важных ждать будут. Вы для них – единственное средство нагнать страху на американцев. Такого, чтобы они в самолет залезать боялись.

Шульц немного помолчал, затем продолжил:

– Они вам очень благодарны. И на все для нас готовы. На все.

Шульц, смакуя, допил водку и закусил черной горбушкой.

– Так что ешьте, и за дело.

Глава 12. О том, как американцы

учатся насаждать демократию

Empty spaces – what are we living for

Abandoned places – I guess we know the score

On and on

Does anybody know what we are looking for

Another hero another mindless crime10

Queen

Взвод сержанта Дойли погрузили в катер и повезли по реке. Другие взводы, также на катерах, следовали на некотором отдалении.

Катер шел вверх по течению, мощно взрывая воду тупым носом. По берегам реки тянулись бесконечные заросли, болота и рисовые плантации, неотличимые от болот. Здесь же дружными кучками располагались деревушки на сваях из бамбука. При виде катеров местные жители настораживались, но особого беспокойства не проявляли.

Сильвестр сидел на планшире и наблюдал за жителями. Мужчины что-то делали на широких верандах, нависающих на свайных опорах над рекой. Женщины ходили по плавающим настилам и полоскали с них белье в мутной, грязной воде. Мощная волна, идущая за катером, набегала на эти мостики, и люди еле удерживались. Одна женщина не успела вовремя убежать, волна ударила в бамбуковый настил, перевернула плетеную корзину, и белые тряпки поплыли по воде. Женщина забегала, замахала руками, открывая рот в неслышном за рокотом моторов крике. Разморенный жарой и одуряющим однообразием дороги, Макарони рассмеялся.

– Что там?

Сержант лениво, через плечо, смотрел на него.

– Корзину у вьетнамца смыло.

– Ну-ка! – Катер отошел довольно далеко от места происшествия и сержант, чтобы лучше видеть, достал бинокль. – Класс!

Минуту он с удовольствием наблюдал за суетой вьетнамцев, которых захлестывали буруны, а затем крикнул рулевому:

– Эй, там! Держи ближе к берегу.

– Есть, сэр!

– И прибавь, если можно!

– Немного можно.

Катер зарычал сильнее, приподнял нос и пошел возле самых бамбуковых свай. Мощный вал катился по человеческому муравейнику. Сержант весело хихикал. Старые солдаты и новобранцы, понявшие маневр сержанта, сдвинули козырьки кепок и начали наблюдать.

– О, побежал, побежал! Убежит, нет? Убежал!

– Смотри, смотри, свалился!

– О, поплыли! И корзина уплыла!

– Ладно, хватит! – прекратил их восторги сержант и вновь скомандовал рулевому: – На середину выруливай!

Катер зарычал глуше и пошел ближе к середине реки. Навстречу ему, вниз по течению, спускалась длинная лодка, наполненная всяким хозяйственным добром. Два вьетнамца, один на носу, другой на корме, увидев катер, начали лихорадочно тыкать в воду длинными шестами, пытаясь отвести лодку в сторону. Рулевой, чтобы дать им пройти, немного сбросил газ.

– Куда! – усмехнулся сержант. – Держать курс.

– Так ведь это корыто!

– Дави его!

Двигатель взревел, и катер вновь поднял пенный бурун перед носом. Вьетнамцы громко заверещали, стоявший на носу мужчина бросил шест и замахал руками. Катер приближался, и оба вьетнамца сиганули в воду. Форштевень с хрустом врубился в утлую деревяшку, лодка перевернулась, и винт разрубил ее пополам. Минута – и посреди пенного следа на