Барбара Картленд - Испуганная невеста

Серафина внимательно слушала, не сводя глаз с его лица.

— Но какие бы отношения ни связывали мужчину и женщину — легкий ли флирт или безумная страсть — все равно в его сердце всегда есть место для женщины, которая в один прекрасный день станет его женой и матерью его детей.

— Вы хотите сказать, что это совсем другое? — спросила Серафина.

— Совершенно, — ответил он. — Позвольте мне объяснить вам, Серафина. Мужчина, если он, Конечно, настоящий джентльмен, никогда не станет связываться с молоденькими, неопытными девушками или женщинами, которые не ведают, что творят.

И после короткой паузы решительно добавил:

— Фактически любовная интрига должна быть подчинена одному неписаному правилу: никто от нее не должен страдать.

— И тем не менее такое случается? — спросила Серафина.

— Иногда, к сожалению, да, — ответил Кельвин. — Но в большинстве случаев после того, как их отношения им наскучили, мужчина и женщина расстаются без каких-либо претензий друг к другу либо остаются друзьями.

Он помолчал и медленно проговорил:

— Когда они оглядываются назад на то, что было, то вспоминают короткий, но прекрасный период в их жизни, в течение которого они были безумно счастливы. При этом они оба знали, что это счастье не могло длиться вечно.

— Думаю… я поняла, — проговорила Серафина. — И подобные… чувства… вы испытываете… к леди Брейтвейт?

— Вот именно! — воскликнул он.

— Когда… она… говорила о вас, — нерешительно произнесла Серафина, — а я случайно подслушала… я поняла… что она… не относит вас… к прошлому.

Кельвин Уорд недовольно поджал губы.

Ну почему Авриль Брейтвейт выбрала место именно рядом с их каютой для того, чтобы посплетничать с приятельницей о нем?

Но тут же, взяв себя в руки, он спокойно сказал:

— Не хочу казаться излишне грубым, Серафина, и думаю, вы поймете меня. Авриль Брейтвейт относится к тому типу женщин, которые любят дать понять, что это они бросают мужчину, а не он их.

Наступило долгое молчание. Наконец Серафина робко проговорила:

— Спасибо… что объяснили мне… все это. Постараюсь… не наделать ошибок. И все равно… в присутствии… леди Брейтвейт я себя чувствую… такой ничтожной… будто я никто.

— Вы моя жена, Серафина, — твердо сказал он. — И позвольте сказать мне откровенно — я еще ни разу не встречал женщину, которая бы столько знала о вещах, представляющих настоящую ценность.

Серафина недоверчиво взглянула на него, и он ласково продолжал:

— Мы с вами оба понимаем, что существуют различные виды знания, равно как и разнообразные типы любви. У меня такое ощущение, что за последние несколько дней мы с вами мысленно прошли долгий путь по незнакомым дорогам и поднялись на горные вершины, куда еще не ступала нога человека. Неужели для вас это ничего не значит?

— Для меня это значит все. Даже больше… чем я могу… объяснить, — поспешно проговорила Серафина.

— Тогда думайте только об этом и ни о чем другом, — посоветовал ей Кельвин. — А теперь предлагаю вам лечь в постель, что я и сам собираюсь сделать.

— А вы… больше не пойдете… на палубу?

— Нет. Я собираюсь лечь спать. Если вы оставите свою дверь открытой, то увидите, как у меня погаснет свет.

— Знаете, я верю всему… что бы вы мне ни сказали, — с чувством собственного достоинства проговорила Серафина.

— И поступаете правильно, — улыбнулся он. — Друзья должны оставаться честными по отношению друг к другу. А ведь мы с вами друзья, правда, Серафина?

Это был вопрос, и на него требовалось ответить, что Серафина и сделала.

— Да, конечно. И как добрый друг вы мне все объяснили, и теперь мне все ясно и понятно.

— Я ведь вам говорил, что вы должны мне доверять, — ответил Кельвин.

С этими словами он вышел из ее комнаты, прикрыв за собой дверь.

На следующий вечер они покинули Александрию, а когда день спустя добрались до Порт-Саида, Серафина обнаружила, что муж буквально не отходит от нее — показывает ей разнообразные достопримечательности, рассказывает обо всем, что ее интересует.

Серафина и представить себе не могла, что так много судов будут ждать своей очереди, чтобы пройти по знаменитому Суэцкому каналу. Канал был построен в 1869 году и теперь являлся жизненно важной артерией, соединяющей Восток и Запад.

Половина всех английских судов, чтобы добраться до Индии, огибала мыс Доброй Надежды, другая половина шла вокруг мыса Горн, но на обратном пути, груженные скоропортящимся грузом, и те, и другие шли только через Суэцкий канал.

— Британское правительство владеет акциями компании, построившей канал, которые она, в свою очередь, приобрела у египетских хедивов, — рассказывал Серафине Кельвин. — Поэтому защита берегов Египта возложена на английский гарнизон, расквартированный в этой стране.

— Но, по-моему, все они платят одинаковую пошлину, — заметила Серафина.

— Верно, — улыбнулся он. — Только британские пароходы имеют первоочередное право прохождения через канал, а крупные индийские лайнеры вынуждены регулярно выплачивать таможенные пошлины в размере до одной тысячи фунтов.

— А кто получает эти деньги? — поинтересовалась Серафина.

— Прибыль делится между держателями акций, — ответил Кельвин. — К сожалению, шестьдесят пять миллионов фунтов французского капитала приравниваются лишь к тридцати одному миллиону британских фунтов, так что на десять британских директоров и одного голландского приходится двадцать один французский.

Он рассмеялся:

— Стоит ли говорить, что они никак не найдут общего языка в отношении транзитных пошлин. Англичане хотят, чтобы они были пониже, а французы — повыше!

И он принялся объяснять, что канал слишком узок для нужд Британской империи.

— Большие линейные корабли могут пройти по нему, лишь предварительно демонтировав артиллерийские орудия.

— А почему его не расширят? — поинтересовалась Серафина.

— Это было бы очень разумное решение, — ответил он. — И время от времени англичане возвращаются к разговорам о том, чтобы прорыть еще один канал через Синайский полуостров, однако меня не оставляет ощущение, что ничего сделано не будет!

Прогуливались ли Серафина и Кельвин по палубе, разговаривали ли в столовой за завтраком, обедом или ужином, она ощущала на себе пристальный и недоброжелательный взгляд темных, глаз леди Брейтвейт.

Серафина не сомневалась, что в лице этой особы обрела врага, который, если ему дать волю, мог стать опасным. Она нередко задавала себе вопрос, понимает ли это Кельвин.