Лаура Паркер - Жар твоих объятий (Отвергнутая)

Она повернулась к Эдуардо и окинула его внимательным взглядом.

— Кто эта девушка, которую вы держите, как куль с мукой?

Эдуардо посмотрел на Филаделфию, и странное чувство охватило его.

— Это моя хозяйка, мэм-саиб Фелис де Ронсар.

Он уже заметил и герб на карете, и драгоценности в ушах и на пальцах женщины. Она, очевидно, была обитательницей Пятой авеню. При других обстоятельствах он бы закрепил это знакомство, но в данный момент ему надо было унести Филаделфию в безопасное место и выяснить, насколько сильно она пострадала.

— Прошу простить меня, но я должен доставить ее домой и пригласить врача.

— Не прощаю, — заявила маленькая женщина, и когда Эдуардо попытался проигнорировать ее слова, дорогу ему преградил полицейский.

— Не перечь леди, парень, — сказал он.

— Ваша хозяйка живет в городе? — спросила дама с холодным выражением лица.

Эдуардо стиснул зубы, но вежливо ответил:

— Мэм-саиб в настоящее время живет в отеле «Виндзор».

— И ваша хозяйка знает хорошего врача, не так ли?

— Нет, мэм-саиб.

— Зато я знаю. Посадите девушку в мою карету. Полагаю, вы умеете управлять лошадьми и каретой?

Эдуардо едва сдержал улыбку. Эта знатная дама предлагала им свое гостеприимство. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.

— Умею, мэм-саиб.

— Что значит это слово «мим сад»?

— Мэм-саиб означает хозяйка. Это знак особого уважения на моей родине, в Индии.

Женщина удовлетворенно кивнула:

— Хорошо, язычник, меня зовут миссис Саттервайт Ормстед. Можешь отвезти меня домой. Как только мы приедем, я пошлю за своим врачом. Я обязана сделать это, так как мои лошади чуть не раздавили твою госпожу.

— Итак, вы говорите, что разыскиваете оставшихся членов вашей семьи? — поинтересовалась миссис Ормстед, стоя у кровати, на которой лежала Филаделфия. — Почему же вы не поехали к себе домой во Францию? Скорее всего вы нашли бы их там.

— Возможно, — ответила Филаделфия, комкая в руках шерстяной плед, которым она была укрыта, и морщась от прикосновения рук врача, продолжавшего обследовать ее ногу. Ей было больно, и она чувствовала себя неловко в присутствии этой доброй незнакомки. — Где Акбар? — спросила она.

— Акбар? Так зовут того язычника с замотанной головой? Никогда не слышала такого имени! Акбар. Звучит как откашливание, когда кость попадает в горло. — Ее аккуратные белые брови подозрительно поползли вверх. — Кто он вам на самом деле?

— Мой охранник… Охх…

— Простите, мисс, — покаянно сказал врач. Он закончил обследование и повернулся к миссис Ормстед: — Перелома нет, просто сильное растяжение связок. Молодой леди надо несколько дней полежать в постели, пока не спадет опухоль.

— У вас есть служанка? — спросила миссис Ормстед у Филаделфии.

— У меня есть Акбар.

— Это неприлично. Я понимаю, что он предан вам. Моему дворецкому и трем лакеям пришлось удерживать его внизу, пока вас осматривал врач. Для своих лет он удивительно сильный мужчина.

Представив себе разыгравшуюся сцену, Филаделфия постаралась не встречаться взглядом с пожилой женщиной, а сосредоточила все свое внимание на враче, который в это время накладывал на ее лодыжку марлевую повязку.

— Акбар необыкновенный человек.

— Не сомневаюсь. Но он неподходящая сиделка для молодой леди. Доктор Макнилл говорит, что вы должны провести в постели несколько дней. Поживете под моей крышей, я не потерплю никаких возражений. Я уже стара и достаточно богата, чтобы менять свой образ жизни.

Встревоженная Филаделфия покачала головой.

— Это невозможно! Я хочу сказать… — Она замолчала, стараясь говорить с французским акцентом, о котором каждый раз забывала, особенно в минуты сильных волнений. — Я хочу сказать, мадам, что мне бы не хотелось нарушать ваш уклад жизни. Вы были tres gentille (очень добры (фр.).) ко мне. Тысячу раз спасибо, мадам Ормстед, но я должна ехать домой.

— У вас нет дома. У вас есть номер в местном постоялом дворе. — Последнюю фразу миссис Ормстед произнесла с нескрываемым отвращением. — Хорошо воспитанная леди никогда не остановится в таком месте без сопровождения родственника мужчины. Ваш темнолицый Акбар не в счет. Я уже послала свою домоправительницу за вашими вещами. Вы останетесь здесь. — Она внезапно улыбнулась, и ее надменное лицо преобразилось. — Как вы заметили, последнее слово всегда остается за мной.

Филаделфия откинулась на подушки. Миссис Ормстед напоминала ей тетю Харриет, которая умерла, когда ей было двенадцать. Добрая и строгая женщина, она всегда добивалась своего, несмотря ни на что.

— Вы очень добрая, и вам трудно отказать.

— Мистер Ормстед утверждал то же самое. — На какое-то мгновение взгляд холодных голубых глаз женщины потеплел, но она встряхнула головой, словно отгоняя воспоминания. — Вот уже три года, как его нет. А мне кажется, что прошло целых тридцать лет. Я всегда говорила ему, чтобы он не ел так много бисквитов со взбитыми сливками, но он был чрезвычайно упрямым. Никогда не могла понять этого упрямства. Даже представить себе не могу, почему я вышла за него замуж!

Филаделфия дотронулась до руки женщины.

— Вы, должно быть, любили его.

Миссис Ормстед посмотрела на Филаделфию так, будто видела ее впервые.

— Вы правы, дорогая. Хотите, открою вам секрет? Никогда не выходите замуж за человека, чье упрямство вы не в силах сломить. Только успеешь привыкнуть к нему, как он умирает, и ты вынуждена проводить оставшиеся годы в одиночестве. — Она повернулась к врачу: — Вы еще не закончили? Девушка выглядит уставшей.

Доктор дал Филаделфии пилюли от боли и ушел, оставив женщин одних.

— Я хочу видеть Акбара, — снова сказала Филаделфия.

— Не сомневаюсь, — ответила миссис Ормстед, — но я думаю, что вам следует отдохнуть. Крепкий сон. потом ужин, а там посмотрим.

— Он будет чувствовать себя несчастным, — с обидой произнесла Филаделфия, — и я тоже.

— Молодой леди всегда надо чувствовать себя немного несчастной. В вашем возрасте я тоже была несчастной, но зато потом очень счастливой. — Прощебетав с веселым видом эту чепуху, женщина повернулась и вышла из комнаты.

Филаделфия долго смотрела на закрытую дверь, стараясь уловить звук шагов, направляющихся к ее комнате. Минуты шли за минутами, и она наконец поняла, что миссис Ормстед опять поступила по-своему и что в ближайшее время Эдуардо не навестит ее.

Раздраженная, она стала рассматривать комнату, в которой лежала. Она была обставлена по последней моде — просто, но изысканно. Стены были оклеены обоями в бело-голубую полоску. Маленькие столики с гнутыми ножками были уставлены фотографиями, фарфором и разными безделушками. На окнах висели кружевные белые занавески, а над кроватью был натянут полог в ту же бело-голубую полоску. Возле окна располагался бамбуковый шезлонг с разбросанными на нем голубыми и белыми шелковыми подушками. Около камина стоял экран с восточным орнаментом, сложенный на лето. Индийская циновка покрывала пол. За большой японской лаковой ширмой, отгораживающей один угол комнаты, она разглядела туалет, стопку пушистых полотенец и край ванны. Эта красивая комната как нельзя лучше соответствовала вкусу и достатку миссис Ормстед.