Красный кардинал - Елена Михалёва

Остаток дня до назначенного времени Воронцова провела в беспокойном состоянии. Большого труда ей стоила борьба с рассеянностью на занятиях, а ещё сокрытие тревоги от подруг. Собственный обман раздразнил её разум до предела. В мыслях всплывали разнообразные итоги грядущей поездки. Варя проигрывала в уме сценарии бесед. А ещё успела представить, что произойдёт, если обман раскроется. Допустить подобного нельзя.

Пока остальные девушки собирались на прогулку, Варя переоделась в строгое серо-голубое платье из шерсти и выбрала удобную обувь, неприметную шляпку и перчатки. Взяла зонт и не забыла кожаный портфель, в котором носила тетрадки и учебник для занятий японским. Она как раз проверяла, всё ли положила, когда к ней как бы невзначай подошла Эмилия Карловна.

– У вас тут ниточка на плече, позвольте убрать, – громко сказала Драйер, а затем шепнула: – К Обухову?

Варя повернулась к подруге. Та смотрела на неё огромными, покрасневшими глазами. Светлые ресницы девушки слегка дрожали, а искусанные губы побледнели, выдавая волнение.

Раскрывать правду о том, куда она едет на самом деле, Воронцовой не хотелось. Боялась, что её выдадут. Однако же она посчитала, что было бы неплохо поведать хотя бы одной живой душе, откуда начинать её поиски, случись что непредвиденное. Стоило бы сказать верной Марине Быстровой, но втягивать подругу в очевидно преступное дело Варя не желала. А с Эмилией они хотя бы переживали одну общую беду, так чем не повод для доверия?

Варвара стрельнула глазами по сторонам, чтобы убедиться, что прочие одноклассницы на них не глядят, занятые тихим щебетанием на девичьи темы.

Варя чуть отвернулась от Эмилии и коротко кивнула, после чего промолвила едва слышно:

– Никому. Я еду на урок.

Драйер вдруг, повинуясь порыву, схватила её за руку.

– Удачи вам, Варвара Николаевна. – Она часто заморгала, когда заметила, что сёстры Шагаровы повернулись в их сторону, и добавила: – Успехов в изучении японского. У вас такая строгая преподавательница. Не представляю, как вы с ней нашли общий язык.

Варя добродушно улыбнулась.

– Я стараюсь не шутить при ней про самураев, хвалю её чай и вовремя сдаю задания, – призналась девушка.

Эмилия Карловна ответила искренней, тёплой улыбкой. Прежде чем отпустить руку Вари, подруга ещё раз легонько сжала её. Будто безмолвно пожелала доброго пути.

– Аu revoir, mesdames[17], – громко попрощалась Варвара. – Увидимся вечером.

– До встречи, душенька. Не бросайте нас надолго, – донеслось ей вслед вместе с прочими прощаниями.

Увы, она бы не посмела, даже если бы очень страстно захотела. Время на поездку строго ограничено, словно она играла в шахматы с неизвестным противником.

Экипаж уже ожидал её у ворот, когда Ирецкая лично вышла проводить воспитанницу. Приехал Иван Тимофеевич – пожилой сухопарый возница, к которому часто обращались в институте, когда требовалась срочная поездка. К примеру, к зубному врачу. Иван Тимофеевич знал все дороги в Петербурге, мог ловко объехать любой затор и всегда ездил столь аккуратно, будто возил не смолянок, а великих княжон. А ещё у старика были презабавные седые усы, торчащие в разные стороны. Зимой эти усы покрывались инеем, а щёки краснели от мороза, придавая старику вид добрый и ласковый.

– Полагаю, мне следовало бы поехать с вами, – задумчиво сказала Марья Андреевна, пока они шли к экипажу, запряжённому одной гнедой лошадкой с умными карими глазами. – Приличий ради.

– И сидеть в экипаже час, а то и полтора, покуда Танака-сама не убедится, что тему я усвоила? – Варя глубоко вздохнула. – Избавьте себя от этого удовольствия, Марья Андреевна. А меня от чувства неловкости и стыда за то, что моя упрямая учительница не приглашает посторонних в дом, даже чтобы вы могли подождать в коридоре.

Воронцова старалась говорить небрежно, но внутри всё затянулось в тугой узел от волнения. Что, если Ирецкая вдруг надумает ехать с ней? Не успела она порадоваться Ивану Тимофеевичу, с которым договориться было проще, чем увидеть тучи над Петербургом, как весь её план грозился рухнуть в мгновение ока. Но трижды в прошлом упрямой Ирецкой приходилось дожидаться в экипаже при скверной погоде, поэтому с разрешения родителей и Елены Александровны Варя выезжала одна в сопровождении знакомого извозчика.

– Различия культур, которые я, увы, понять не в силах. – Марья Андреевна сдержанно покачала головой, а затем со всей строгостью приказала: – Ведите себя достойно, Варвара Николаевна. Не забывайте, что честь Смольного – в каждой его воспитаннице.

Будто она того не знала. Или же собиралась вести себя недостойно.

– Oui, madame[18], – Варя грациозно присела в реверансе и затем подала руку Ивану Тимофеевичу, чтобы забраться внутрь.

За её спиной скрипнула дверца, и девушка закрылась на маленькую щеколду изнутри. В экипаже душно пахло чужими духами и чем-то жирным, вроде касторового масла или очень концентрированного крема. Похоже, до неё везли какую-то пожилую кокотку, уж больно запах соответствующий. Дышать решительно невозможно, однако придётся потерпеть.

Пока возница забирался на своё место, экипаж качнулся из стороны в сторону, будто лодка на волнах. Варя дождалась, когда они отъедут от Смольного на достаточное расстояние, а затем пересела на сиденье напротив, чтобы ехать спиной вперёд, и постучала в маленькое окошко, после чего приоткрыла его.

– Иван Тимофеевич?

– Что, барышня? – возница глянул на неё. – Ежели пахнет дурно, уж простите. Отвозил тут двух пожилых…

– Нет-нет, – торопливо перебила Варя. – Вы скажите, как ваше здоровье? Мне почудилось, у вас спина болит. Вы с таким трудом на козлы взобрались…

Она завела с ним беседу о том, как у всех возниц болят спины и немеют конечности из-за трудной работы в одном положении, посетовала, посочувствовала со всей искренностью, а потом вдруг сказала ни с того ни с сего:

– Иван Тимофеевич, мне надо по другому адресу сейчас, а вовсе не туда, куда вас направила моя классная дама.

– Ишь, какая прыткая! Это куда же? – изумился возница.

Варя назвала адрес Обухова.

Иван Тимофеевич озорно крякнул и пригладил усы.

– Не положено, – только и сказал он.

Девушка молча достала из портфеля припасённую монету и протянула через открытое оконце со словами:

– Вам на доктора, спину подлечить.

– Так ведь… – начал было возница.

– На обратном пути столько же дам. Но прошу вас, ни слова никому. У меня дело к горничной князя. Не беспокойтесь, никто не знает о том, куда вы меня возили.

– А…

– А по первому адресу мне не надобно вовсе.

– Барышня-барышня, – пожурил Иван Тимофеевич. Он говорил мягко и с отеческой заботой, как человек, который хочет добра, но и от денег бы не отказался. – Нельзя вам, Варвара Николаевна. И мне нельзя.

– Я бы больше дала, но мне папенька немного выделил. – Мысленно Варя с тоской пересчитала все свои внезапные траты. – Иван Тимофеевич, миленький. Мне правда надо с одним человеком повидаться. Очень быстро. Обещаю. А потом обратно поедем в институт.

Возница усмехнулся в усы. Почесал затылок под шапкой, сдвинув её набекрень. И всё же взял монетку. Сунул за пазуху, во внутренний карман на потёртом сюртуке. Переспросил адрес. И Варя с облегчением ответила.

От других смолянок она знала: с Иваном Тимофеевичем можно договориться. Чего нельзя сказать, к примеру, об упрямых садовниках, почтальонах и швейцарах в Смольном. К последним вовсе лучше не соваться. Записку подруге, сестре или даже маменьке с папенькой перво-наперво отнесёт классной даме на проверку,