Лаура Паркер - Жар твоих объятий (Отвергнутая)

— Вам там понравится. Вас будут встречать родственники?

— Нет.

— Вот как? — Женщина с подозрением посмотрела на нее.

— Меня встречают, — поспешила добавить Филаделфия с французским акцентом, но на душе у нее стало тяжело. Эдуардо Таварес наказывал ей говорить людям, что почти весь прошлый год она провела в Индии, у своего кузена, где и овладела английским языком. Когда-нибудь она все-таки выдаст себя. Надо быть настоящей сумасшедшей, чтобы согласиться на подобные игры. На душе стало еще тяжелее. У нее нет к этому ни способностей, ни темперамента.

— Вы долго пробудете в стране?

Филаделфия подпрыгнула, словно женщина ткнула ее спицей, которыми она с такой ловкостью вязала.

— Что? В какой стране? — Филаделфия быстро собиралась с мыслями. Что она там говорила? — Mais non (Нет (фр).), только месяц. Затем я поплыву на пароходе в Сан-Франциско.

Седые брови женщины поползли вверх, в то время как спицы быстро вывязывали один ряд красной шерсти за другим.

— Вы едете из Франции кружным путем, — заметила она.

— Я еду не из Франции. Из Индии. — Филаделфия вспыхнула, услышав свой голос. Он звучал как-то жалобно.

— Из Индии? Ничего себе путешествие для молодой леди. — Женщина улыбнулась. — Я вас понимаю. Сама много путешествовала в молодые годы, так как мой отец был капитаном китобойного судна, а моя мать часто плавала с ним в качестве первого помощника. Мой старший брат Джеми перевозит каучук из Бразилии в Бостон. Вы бывали в Бразилии?

Филаделфия с тревогой посмотрела на женщину:

— В Бразилии?

Женщина, желая завязать разговор, продолжала:

— Если хотите знать, то я никогда не была там сама, но Джеми говорит, что это дикое, забытое Богом место. Джунгли, полные язычников, реки, в которых кишат хищные рыбы и змеи… Это вовсе не та страна, куда должен плавать христианин, и я всегда твержу Джеми об этом. Я даже вообразить себе не могу, как он мог якшаться с этими цветными тощими девчонками. С одной из них Том Фостер плавал целых десять лет. Говорят, что Том купил ее! Вы можете представить такое? Он купил себе жену!

— Звучит очень интересно, — осторожно произнесла Филаделфия. — Мы скоро приедем в Нью-Йорк?

— Не совсем в Нью-Йорк. Пенсильванская железная дорога заканчивается в Эксчейндж-Плейс в Нью-Джерси.

— Нью-Джерси? — удивилась Филаделфия. — И дальше поезд не идет?

— Вы можете добраться туда, переправившись на пароме в Манхэттен.

— О! — Филаделфия была в замешательстве. Эдуардо Таварес сказал, что ее будут встречать на железнодорожном вокзале в Нью-Йорке. Неужели он ничего не знал о пароме?

Женщина посмотрела на Филаделфию долгим внимательным взглядом и только сейчас поняла, что попутчица одета в черное.

— Вы в трауре, дитя? — Филаделфия кивнула. — Потеряли родителей? — Она снова кивнула. — Бедняжка. И вы проделали весь этот долгий путь, чтобы вас встретили незнакомые люди?

Филаделфия кивнула в очередной раз, поскольку напряженно думала о том, что ей делать.

— Не забивайте пустяками свою хорошенькую маленькую головку. Я довезу вас туда. — Отложив в сторону вязанье, она протянула Филаделфии руку. — Меня зовут Сара Крабб. Я из Нью-Бедфорд, Массачусетс.

— Я Фелис де Ронсар, из Парижа, — ответила Филаделфия, пожимая ей руку.

Через час Филаделфия была рада, что решила воспользоваться помощью миссис Крабб. Огромный терминал был заполнен паровозным дымом, паром, шумом толпы и многочисленными носильщиками. Ступив на платформу под железной сводчатой крышей вокзала, она почувствовала себя растерянной и испуганной.

— Подождите меня здесь, дорогая, я приведу носильщика, — сказала миссис Крабб и исчезла в толпе.

Филаделфия сначала не заметила приближающегося к ней человека, хотя он привлекал всеобщее внимание. Он был высоким и по-солдатски прямым. На нем был надет аккуратный приталенный белый френч, отделанный галунами и рядом позолоченных пуговиц. Его широкие черные брюки были заправлены в начищенные сапоги. Когда он проходил мимо, люди глазели на него, так как на голове у него был белый шелковый тюрбан с огромным голубым камнем посередине.

Он остановился перед Филаделфией и улыбнулся.

— Я к вашим услугам, мадемуазель дс Ронсар. — Филаделфия во все глаза смотрела на его загорелое, изборожденное морщинами лицо.

— Кто вы?

— Ваш покорный слуга, мэм-саиб. Отправлен вперед, чтобы подготовить вам достойную встречу в Нью-Йорке.

— Ваше имя?

Он правой рукой дотронулся до своего лба, потом грациозным жестом коснулся подбородка, а затем груди, изогнувшись при этом в поклоне.

— Меня зовут Акбар, мэм-саиб.

Он выпрямился, посмотрел на груду багажа, лежавшую у ее ног, и выбрал из него только те вещи, которые принадлежали непосредственно ей.

— Следуйте за мной, мэм-саиб.

Какое-то время Филаделфия стояла в растерянности. Поняв, что у него нет ни малейшего намерения оглядываться и смотреть, следует ли она за ним, Филаделфия, приподняв юбки своего дорожного платья, бросилась вслед за слугой. Пробегая мимо стоявшей с открытым ртом миссис Крабб, которая вела за собой носильщика-негра, она крикнула:

— Меня встретили! Спасибо! До свидания!

— Вы видели нечто подобное? — спросила миссис Крабб, обретя дар речи.

— Нет, мэм, не видел, — усмехнулся носильщик.

Глава 4

Нью-Йорк, май 1875 года

— Вы негодяй! Вы подлец! Вы… вы мошенник! — Эдуардо Таварес легко увертывался от подушек из восточного шелка, которые Филаделфия бросала в него, но его веселье постепенно иссякало. Когда приступ смеха прошел, он забежал за небольшой диван и спрятался за ним. Растянувшись там в неудобной позе, он услышал ее самодовольные слова:

— Это послужит вам уроком, шарлатан!

Встав на колени, он выглянул из-за спинки дивана.

— Ваш гнев иссяк, мэм-саиб?

— О нет! — Филаделфия поискала глазами подушку и только тут заметила, что их больше нет. Она схватила фарфоровую вазу с ближайшего столика и угрожающе подняла над головой.

— Как вы смели предстать передо мной в таком виде, что мать родная не узнала бы? Вы могли бы открыться еще вчера на станции, но предпочли этот дурацкий маскарад и из-за страха перед вами заставили меня ходить на задних лапках. Если вы сейчас же не начнете называть меня сеньориной, я за себя не ручаюсь.

Эдуардо выглянул из-за дивана, но встать не решился, так как тюрбан съехал набок и закрыл один глаз. Поправив его, он сказал:

— Сейчас, когда вы разоружены, я был бы счастлив объяснить вам все. — Он жестом указал на свои накладные бачки и тюрбан. — Я прибег к маскировке исключительно в интересах дела.