Похищенный. Катриона - Роберт Льюис Стивенсон

Катриона избегала смотреть на меня и глядела прямо перед собой, словно догадываясь о том, что сейчас произойдет. Я понимал, что разговор следует начать сейчас же, пока мужество мне окончательно не изменило, но не знал, как к нему приступить. В этом тягостном положении, когда ее буквально толкали в мои объятия, любая настойчивость, после того что уже было между нами, казалась бесчестной, но каким холодным буду я выглядеть, если сумею сохранить бесстрастность! Эти две крайности меня парализовали, я готов был грызть себе пальцы, и когда все-таки заговорил, то спотыкался на каждом слове.

— Катриона, — сказал я, — мое положение, то есть наше с вами положение, очень мучительно, и я буду весьма вам обязан, если вы обещаете дать мне договорить до конца, не перебивая.

Она сказала, что обещает.

— Так вот, — начал я, — говорить мне очень трудно, и я знаю, что у меня нет права на это. После того, что произошло между нами в прошлую пятницу, у меня не осталось ни малейшего права… Мы оба так запутались — и все по моей вине, — что мне, по меньшей мере, следовало бы хранить молчание, и я так и хотел и совсем не намеревался снова вам докучать. Но, милая моя, теперь это необходимо и другого выхода нет. Видите ли, я вступил во владение своим поместьем, а потому я теперь не такая уж плохая партия и… и выглядеть это будет уже не столь смешно, как раньше. Ну, а мы оба так запутались… Я уже это говорил, и лучше бы оставить все, как есть. По-моему, этой стороне дела придают излишне большое внимание, и на вашем месте я бы и думать ни о чем таком не стал. Но мне пришлось об этом упомянуть, так как на Джеймса Мора это, бесспорно, оказало некоторое влияние. И мне кажется, первое время, когда мы поселились в этом городе, нам было не так уж плохо. По-моему, мы отлично ладили. Если вы оглянетесь на эти дни, милая моя…

— Я не стану ни оглядываться назад, ни заглядывать вперед, — перебила она. — Скажите мне только одно: это все мой отец?

— Он одобряет… — ответил я. — Он одобряет, чтобы я просил вашей руки… — Я продолжал, собираясь воззвать к ее чувствам, но она вновь меня перебила, даже не выслушав.

— Это он вам велел! — вскрикнула она. — И не отрицайте! Вы сами сказали, что совсем не намеревались! Он вам велел!

— Ну, он первым заговорил об этом… — начал я.

Она шла очень быстро, устремив взгляд вперед, но тут она тихо ахнула и почти побежала.

— Иначе, — продолжал я, — после того что вы сказали в прошлую пятницу, я бы никогда не посмел докучать вам своим предложением. Но после того, как он столь любезно посоветовал, чтобы я… Что мне оставалось делать?

Она остановилась как вкопанная и повернулась ко мне.

— Во всяком случае ответом может быть только отказ! — вскричала она. — Вот и все!

И она быстро пошла вперед.

— Наверное, я ничего лучше не заслужил, — сказал я. — Но мне кажется, вы могли бы говорить со мной мягче, раз уж все кончено. Не понимаю, зачем вам нужно быть такой жестокой. Я вас так любил, Катриона! Нет ничего дурного, если я в последний раз назову вас по имени! Я старался поступить как лучше. Стараюсь и сейчас — и только жалею, что ничего лучше сделать не могу. Мне непонятно, почему вам нравится обходиться со мной столь сурово.

— Я думаю не о вас, — сказала она, — а об этом человеке, о моем отце.

— И это тоже! — воскликнул я. — Тут я могу быть вам полезен. Я должен помочь вам. Милая, нам необходимо поговорить о вашем отце. Джеймс Мор страшно рассердится, когда узнает, чем кончился наш разговор.

— Потому что я опозорена? — спросила она, вновь остановившись.

— Он так считает, — ответил я. — Но я уже говорил вам, чтобы вы ничего подобного не думали.

— Мне все равно! — вскричала она. — Я предпочту быть опозоренной!

Я не нашелся, что сказать, и промолчал.

Казалось, что-то продолжало кипеть в ее сердце, и через мгновение она снова воскликнула:

— Что все это означает? Почему на меня обрушился весь этот стыд? Да как вы посмели, Дэвид Бальфур!

— Милая моя, — сказал я, — но что мне оставалось делать?

— Я не ваша милая! — возразила она. — И не смейте называть меня этим словом.

— Я не думаю о своих словах, — сказал я. — У меня сердце разрывается от жалости к вам, мисс Драммонд. Что бы я ни говорил, не сомневайтесь, что я всей душой сострадаю вашему трудному положению. Но мне хотелось бы, чтобы вы не забывали об одном… и попробовали бы спокойно это обсудить. Ведь когда мы с вами вернемся домой, предстоит буря. Поверьте мне, только вдвоем мы сможем довести это дело до мирного конца.

— А-а! — сказала она, и на ее щеках вспыхнули два красных пятна. — Он вызвал вас?

— Ну да, — ответил я.

Она засмеялась нехорошим смехом.

— Во всяком случае, теперь все стало понятно! — вскричала она. — Мы с отцом, — продолжала она, глядя на меня в упор, — отличная парочка. Но я благодарю бога, что нашелся кто-то еще хуже нас! Я благодарю бога, что он показал мне вас таким! Не найдется девушки, которая не отвергла бы вас с презрением!

Я многое снес терпеливо, но это превосходило всякие пределы.

— Вы не имеете права так говорить со мной, — сказал я. — В чем я провинился? В том, что делал все, как лучше для вас, или, по крайней мере, старался? И вот мне награда? Нет, это уж слишком!

Она продолжала смотреть на меня со злой улыбкой.

— Трус! — сказала она.

— Не вам и не вашему отцу произносить это слово! — вскричал я. — Я уже бросил ему сегодня вызов ради