Барбара Картленд - Сердце подскажет

Девушка поняла, что ее крем-брюле было отравлено!

Но кто это сделал? И почему?

Несколько мгновений мысли Араминты путались.

Она знала только одно: если бы кто-нибудь во время обеда умер так, как умер этот рыжий воришка, в преступлении заподозрили бы только ее!

Перед ее внутренним взором развертывалась пьеса, в которой уже после первого акта было ясно, что именно сестра человека, задолжавшего маркизу огромные деньги, готовила обед и отравила хозяина дома, чтобы спасти брата.

Все эти картины пронеслись перед ее глазами быстрее молнии, хотя ока уговаривала себя, что все это чудовищно и неправдоподобно.

Но мертвый кот, еще несколько минут назад живой и шкодливый, лежал у ее ног.

Наконец Араминта встала.

Что бы ни случилось, решила девушка, никто не должен узнать об этом происшествии. Начнут говорить о смерти кота в кладовой, и это приведет к расследованию.

Убежать Араминта не могла, так как в этом случае все неприятные последствия обрушились бы на генерала.

Она в отчаянии огляделась вокруг. Может быть, все остальное тоже отравлено?

Но чтобы добавить яд в ежа, сахарные корзинки и другие блюда, нужно было разрушить их оболочку.

Однако все выглядело так, как она оставила несколько часов назад.

Неоконченное блюдо было только одно — крем-брюле. Легче всего было отравить именно его.

Никто бы не заподозрил, что что-то добавлено в миску, если бы ее содержимое не привлекло рыжего кота.

Араминта была очень напугана, но надо было срочно действовать.

Вопрос в том — как?

Сначала надо избавиться от мертвого свидетеля.

Она подняла кота. Он застыл точно так же, как ее собственный старый кот, Фламбо, после того, как мама из жалости предложила усыпить его и садовник дал ему отравы для крыс, которая подействовала немедленно.

«Он отравлен, — думала Араминта, — я уверена, что он отравлен».

Она вынесла мертвое животное в посудомойню, дверь в которую вела из кладовой, сунула кота в шкафчик под раковиной и закрыла дверь. После этого вернулась в кладовую, подняла миску, быстро выбросила остатки содержимого и вымыла ее.

Араминта уже вытирала миску, когда в посудомоечную вошла одна из служанок.

— Чем я могу помочь, мисс? — спросила она.

— Спасибо, — ответила Араминта. — Работы еще очень много.

— Что было в этой миске? — Девушка оказалась любопытной.

— Я готовила крем-брюле, но оно свернулось, и я все выбросила.

— Как жаль, мисс! Крем-брюле — любимый десерт его светлости. Мсье Густав всегда готовил его раз или два в неделю.

Араминта поставила миску и спросила:

— Мсье Густав уже уехал?

— Да, мисс. Он уехал вчера и был ужасно рассержен!

— И с тех пор не возвращался? — продолжала расспросы Араминта.

— Странно, что вы об этом спросили, мисс. Генри, один из наших лакеев, как раз сейчас говорил, что мсье Густав вернется сегодня за своими вещами.

— Где эти вещи?

— Стоят в передней, чтобы мсье Густаву удобно было их забрать.

— Они были там, когда я приехала?

— Да, мисс. Я их видела после того, как Джим пошел вам открывать.

Араминта направилась в кухню.

— Посмотрите, пожалуйста, там ли они сейчас. Девушка удивилась, но ее приучили выполнять распоряжения, не задавая вопросов.

Через минуту она вернулась со словами:

— Их уже нет, мисс! Мсье Густав, наверное, забрал их, когда мы все были в столовой.

Араминта ничего не сказала, но теперь она знала, кто отравил крем-брюле. Густав прекрасно знал, что его бывший хозяин всем сладким блюдам обязательно предпочтет это.

Араминта не могла без содрогания думать о том, что ее обвинили бы в отравлении маркиза. Даже если бы маркиз не умер, как умер рыжий кот, она не смогла бы доказать свою невиновность и отрицать свою заинтересованность в смерти маркиза.

Араминта была на грани обморока при мысли о возможном скандале.

Ее могли посадить в тюрьму, к судебному разбирательству неизбежно был бы привлечен и Гарри, а свидетельство генерала в том, что брат позволил сестре отрабатывать свой долг чести на кухне у кредитора, навлекло бы позор на всю семью!

«Все в порядке, — старалась успокоиться девушка, борясь с подступающей слабостью. — Я спасена!»

Спасена благодаря жадности рыжего кота!

Глава третья

— Вы необычный человек, милорд!

Маркиз Уэйн улыбнулся своей собеседнице и, посмотрев на нее, в который раз нашел очаровательной: стройная фигура, высокая грудь и тонкая талия.

— В каком смысле? — спросил он.

Гариетт Уилсон помолчала, прежде чем ответить:

— Это не так просто выразить словами, но я всегда чувствую, что между нами стоит стена, которая не исчезает даже в моменты близости. И мне кажется, что вы строите ее сами.

— Если такая стена и существует, — сказал маркиз, — то уверяю вас, она существует для всех, а не только для вас.

— Именно это я и подозревала. И я часто думаю: что это значит? Почему вы держите нас всех — весь мир — на расстоянии вытянутой руки?

— Разве я это делаю? — спросил Уэйн.

Но тон маркиза яснее слов говорил о том, что было прекрасно известно самому маркизу: девушка говорит правду.

— Любая женщина могла бы подтвердить — вы очень привлекательный мужчина и прекрасный любовник, — рассуждала Гариетт вслух.

— Благодарю вас, дорогая. Я весьма польщен. Кому, как не вам, эксперту в любви, судить о достоинствах любовника.

— Интересно… — задумчиво начала Гариетт. В ее глазах прыгали лукавые огоньки, а на красных чувственных губах играла коварная улыбка. — У меня создается ощущение, что за вашим непобедимым фасадом кроется весьма уязвимое здание.

Маркиз не отвечал, и она продолжила:

— Я понимаю, что имеют в виду ваши друзья, — или, может быть, ваши враги? — когда говорят о вашей невыносимой самоуверенности. Иногда я думаю, что ваше сердце совсем не так бесстрастно, как вы хотите показать нам всем.

— Вы поместили меня под микроскоп, Гариетт, и мне это не нравится! — резко оборвал ее маркиз. — Вы же прекрасно знаете, что я не люблю говорить о себе.

— В самом деле, и это поразительно! По-моему, вы единственный мужчина из всех моих знакомых, кто не поглощен полностью своей собственной особой и ее обсуждением.

— Очень рад, что представляю собой исключение, но поговорим лучше о вас.

Маркиз обнял девушку и нежно прижал ее к себе, но, когда он потянулся губами к ее губам, она коварно ускользнула.

— Я хочу знать правду, — капризно потребовала Гариетт, — почему я не могу так же легко читать в вашем сердце, как в сердцах других мужчин, которые меня любили?