Пробуждение - Нефер Митанни

старик, весьма благообразного вида, с голубыми лучистыми глазами и пышной седой бородой. Было в нём что-то нездешнее, но что именно – Анна понять не могла, и решила, что видимо он из староверов, они уже встречались ей в пути, немногословные, державшиеся всегда отстранённо, впрочем, лишённые какой бы то ни было угрюмости, столь частой на лицах сибиряков.

Ночь пролетала быстро, ещё затемно в избе началось оживление. Чедвик пошёл куда-то с кучером. Анна продолжала сидеть у остывающей уже печи, жадно впитывая последние остатки тепла. Впереди их ждала непогода, завывания вьюги было хорошо слышно.

- Сударыня, разрешите присесть рядом с вами? – перед ней стоял вчерашний старик.

- Да, пожалуйста, - кивнула Анна, отметив про себя его опрятный вид.

Высокий и стройный, с военной выправкой, он не походил ни на пьяного старателя, ни на купца, ни на ямщика – главной публике этих мест. И даже ничего от старовера в нём, пожалуй, не было. Сейчас Анна решила, что он священник, хотя был одет в обычный кафтан из простого сукна и суконный же чёрный плащ с капюшоном – весьма лёгкая одежда для Сибири, да и не имеющая ничего общего с рясой, которую носило православное духовенство. При этом она заметила, что руки старика с аккуратными ногтями, были чистые, с красивыми холёными пальцами и, что самое странное, вполне молодыми. Видимо, он был не так уж стар, каким казался из-за совершенно седых бороды и усов.

- Я не помешаю? - уточнил он с очень любезной улыбкой, почти светской, которая, однако же, показалась Анне искренней, как и тёплый взгляд ярко-голубых глаз, напоминающих весеннее небо.

- Нет, нет, нисколько! – Анна улыбнулась в ответ.

Старик опустился на скамью напротив неё и протянул ей железную кружку с дымящимся ароматным чаем.

- Вот, согрейтесь.

Поблагодарив, Анна не отказалась, чай действительно оказался вкусным и немного взбодрил её, приятно согрев изнутри.

- Вы едите к мужу, осуждённому за декабрь? – спросил он через некоторое время, и тут же оговорился: - Простите моё любопытство!

- Да, вы правы, - отвечала она, смутившись.

- Думаете, как я догадался? - усмехнулся он, - Это просто: на краю света такая ангельская красота – редкость! Вы и эта дикость!.. – он немного помолчал и заговорил вновь. – Простите, если я излишне любопытен, но… Вы совсем дитя! Что толкнуло вас отправится в столь опасную дорогу?!

- Я – жена и мать, еду к мужу, чтобы поддержать его, как и положено супруге, дававшей обеты у алтаря, - отвечала Анна и опустила глаза, не выдержав его пронзительного взгляда.

Поймала себя на том, что ей кажется, будто странный этот человек знает о ней что-то такое, чего она сама о себе даже не подозревает.

- Да, понимаю… Не все верны клятвам, но вы любите его! - утвердительно сказал он, кивнув головой.

- Это плохо? – спросила она, смутившись.

- О, нет! Но вам очень трудно, голубушка… Вас не понимают, даже осуждают… И будет ещё труднее. Но вы всё вынесете! Главное, не бойтесь! И отриньте сомнения! Любовь, подобная вашей, такая редкость! Не потеряйте её… В ней спасение… А люди, осуждающие вас, темны сердцем, им вашего света не осознать… Ну то не их вина, а беда, скорее.

- Спасибо, - улыбнулась она, не сдержав слёз, покатившихся из её глаз: в этом страшном месте, где она была чужой, среди мрачных людей, пугающих её одним своим видом, поддержка этого незнакомого старика – да и старика ли? – оказалась именно тем, в чём она сейчас нуждалась.

Будто ком упал с души, и Анна поняла, что действительно вскоре встретится с мужем. Почему, откуда возникла такая уверенность – Анна и сама не могла понять, однако уверенность эта казалась вполне естественной, как если бы она вдруг увидела своё будущее.

- Простите мне мою дерзость, - проговорил старик и взял её за руку, накрыв своей второй рукой, подержал и, отпустив, сказал: - Пусть ваш попутчик будет начеку… Перед Красноярском места глухие, беглые каторжники шалят. Тут лютует банда Сугака.**** Будьте осторожны! И знайте, всё у вас хорошо будет, хотя и много испытаний перенесёте. Господь посылает испытания по силе нашей! Вы – сильная!

- Простите, - смутилась она и вдруг спросила: - А кто вы, как ваше имя?

- Да, кто я – о том Господь один и ведает, - улыбнулся он. – Коли вам угодно, зовите Фёдором Кузьмичом. Иду по России-матушке, да Богу молюсь. А большего обо мне вам, ангел, и знать не нужно… А как в храме будете, поставьте свечку за здравие моё.

- Спасибо вам! – Анна, улыбаясь и не скрывая слёз, смотрела в небесные глаза этого странного мужчины.

- Да за что же?! – он усмехнулся и весело подмигнул. – Прощайте, ангел! Если Ему, – он указал пальцем вверх, - угодно будет, встретимся ещё!

И надвинув капюшон так, что осталась видна одна борода, вышел вон.

***

Ещё один день быстро пролетел в дороге. Когда стемнело, Чедвик, до этого ехавший, сидя рядом с ямщиком, пересел к ней в повозку.

- Вы уверены, что я не стесню вас? – спросил он с сомнением, читавшимся на его лице.

- Да, совершенно. Когда вы рядом, мне не так страшно среди темноты, - уверили его Анна.

И это было правдой. Сидеть одной в кибитке почти при полной темноте было жутковато, любой шум, доносившийся снаружи, пугал её. С Чедвиком же ей было спокойнее.

Закинув голову, Джон задремал, или прикинулся спящим, чтобы не смущать её. Помолившись, Анна тоже отдалась сну, убаюканная размеренным покачиванием кареты. Через какое-то время послышался треск ломающихся деревьев и карету тряхнуло так, что Анна, вскрикнув, едва не упала на Чедвика, который успел поймать её. До них долетели свист и крики. Ещё через мгновение донеслись беспорядочные выстрелы.

- Тсс, - Джон приложил палец к губам Анны и зашептал: - Мадам, ни звука, думаю, на нас напали.

С эти словами он задвинул Анну в глубь кибитки, достал пистолет и придвинулся ко входу в карету, закрытому меховым пологом.

- Сидите тише, если кто-то сунется, я буду стрелять! – прошептал он.

Анна замерла в ужасе.

___________________________________________________

*1 сажень = 2.1336 метра, следовательно, ширина дороги была примерно 6,5 метра.** англ. "чёрт знает где, неизвестно где, у чёрта на куличках, в какой-то глуши, в глухомани".***Доха - сибирская разновидность шубы мехом