Юлия Леонова - Звезда Любви

— Вот, напоминание о собственной глупости, — спокойно произнес он.

— Бог мой, да Вы счастливец, Павел Николаевич, — пораженно произнес Николай Николаевич, — выжить после нападения медведя.

— Моя заслуга не велика, — пожал плечами Шеховской, — если бы не проводник-якут…

— Потом, потом, — опомнился Муравьев, — сначала отдых, ужин, а потом Вы нам всем расскажете.

Князя проводили в его комнату и оставили одного, предварительно поинтересовавшись не нужно ли ему еще что-нибудь. Прохор засуетился вокруг, помогая снимать пропыленную одежду.

— Я сам, — раздраженно отозвался Павел. — Воды принеси умыться с дороги и приготовь рубашку и сюртук на вечер.

Господи, как же давно он не одевался как человек благородного сословия. Шеховскому казалось, что за эти четыре месяца, что он был в пути в Петропавловск и обратно, он сросся с одеждой охотника. Павел, стянув рубаху с наслаждением плескал на себя теплой водой, растирался белым пахнущем свежестью полотенцем. Переодевшись к ужину, он заметил на письменном столе одиноко лежащий конверт. Он не заметил, как тот появился в комнате. Может, Прохор принес, — князь взял его и поднес к окну, где в свете догорающего дня прочел свое имя, выведенное на конверте твердой рукой отца. Сердце сжалось в дурном предчувствии, задрожала рука, сглотнув ком в горле, Шеховской сломал восковую печать и, развернув послание, поднес его к глазам. Отец всегда был скуп на эмоции, но, читая это письмо, Поль понял, как нелегко тому дались эти строки: "Поль, видит Бог, что я многое бы отдал, чтобы мне не пришлось писать тебе о том, но в этом состоит мой долг и я должен сообщить тебе сие прискорбное известие. Шестого мая сего года в Финском заливе было найдено тело твоей жены, мне пришлось присутствовать при опознании. Нет никаких сомнений, что это именно она. Поверь, мне очень жаль. Юлию Львовну захоронили на семейной кладбище в Павловском".

Уронив недочитанное письмо, Павел сжал ладонями виски.

— Нет! Господи, нет! Не верю! Боже, верни мне ее! — хриплый шепот сорвался с пересохших губ.

Отняв руки от лица, Павел с удивлением уставился на влагу на своих ладонях — слезы, это ж слезы. Он не помнил, когда плакал в последний раз, даже в детстве, ему едва ли не с самого младенчества внушали, что плакать это стыдно. Но сейчас ему не было стыдно, сердце рвалось от боли, перехватило дыхание. Мой Бог, я сам, сам желал ей смерти! Уж лучше бы она уехала с Левашовым. Пусть предательство, лишь бы она была жива, — Шеховской со стоном сполз по стене на пол. Не было сил подняться, не было сил выйти из этой комнаты, но его ждали к ужину.

— Прохор! — хрипло выкрикнул он.

— Чего изволите, Ваше сиятельство? — заглянул в комнату денщик.

— Водки подай! Да поживее!

Увидев барина сидящим на полу с мокрым от слез лицом, Прохор оторопел.

— Ваше сиятельство…

— Нет ее больше! Понимаешь, нет! Похоронили без меня, — добавил он.

— Так это, Павел Николаевич, коль такое дело может домой, проститься бы надо по — христиански.

— Сам знаю. Водки принеси, — уже тише добавил Поль.

Прохор тут же исчез за дверью. Появившись спустя несколько минут с бутылкой и рюмкой на подносе, он поставил свою ношу на стол и помог хозяину подняться. Павел трясущейся рукой налил полную рюмку и залпом опрокинул ее в себя. Опершись руками на стол, князь вгляделся в свое отражение в зеркале. Из зеркала на него смотрело неестественно бледное лицо и только три шрама яркими пятнами выделялись на этой застывшей белой маске. Сдернув с шеи белый галстук, Павел отбросил его в сторону.

— Черный подай, — сдавленно прошептал он.

Спустя четверть часа Шеховской спустился в столовую, где его ожидали к ужину семейство Губернатора и несколько приглашенных из числа избранных.

— Николай Николаевич, можно Вас на несколько слов? — обратился к нему Павел, поздоровавшись с присутствующими.

— Конечно, Павел Николаевич, — Муравьев сделал приглашающий жест рукой и Шеховской проследовал за губернатором в его кабинет.

— Я получил письмо из дома, — начал Павел. — Отец пишет, что в мае было найдено тело моей погибшей жены. Я бы хотел просить Вас о разрешении съездить в семейное имение, чтобы иметь возможность…

— Я понимаю Вас, — медленно произнес Муравьев, заметив с каким трудом князю удается держать себя в руках и говорить с ним. — Конечно, вы должны ехать. Я распоряжусь, чтобы Вам в пути оказали всяческое содействие.

— Благодарю, — отозвался Павел.

— Павел Николаевич, примите мои соболезнования, — вздохнул Муравьев.

— Еще раз благодарю Вас. А теперь, если Вы не возражаете, я сразу после ужина буду готовиться к отъезду.

Новость о том, что князь получил из дома письмо с печальными известиями, быстро распространилась среди присутствующих. За столом было тихо: слышался только стук столовых приборов. Говорили мало и вполголоса. Павел ощущал себя не в своей тарелке, понимая, что причиной столь мрачного настроения за ужином является он сам. Вечером он надолго задержался в кабинете Муравьева, пока сам губернатор составлял доклад на высочайшее имя о ходе дел в Петропавловске. Муравьев был уверен, что англичане постараются прибрать к рукам Авачинскую бухту и сам порт и потому нужно в любой момент быть готовыми к отражению нападении неприятеля.

Отношения Англии и России день ото дня становились все прохладнее. Извечный недруг Англии — Франция в этом противостоянии заняла позиции противную российской стороне и поддерживала англичан. Английское правительство в открытую критиковало политику России на Кавказе и черноморском побережье. Со дня на день ожидали начала военных действий. В Кавказских горах Шамиль активно вербовал под свои знамена все новых и новых сторонников, не предпринимая, однако пока никаких активных действия против кавказского гарнизона.

В Петербург Шеховской приехал к концу октября. Доставив пакет с докладом на высочайшее имя в Зимний, Павел отбыл в краткосрочный отпуск в семейное имение Шеховских. Добираться из Сибири в столицу ему пришлось в самую распутицу. Дорога совершенно измотала: на середине пути, устав от бесконечной тряски в экипаже, Павел принял решение далее двигаться верхом. Несколько раз попав под проливной осенний дождь, в Петербург он прибыл совершенно больным. И если при визите к императору, он еще держался, собрав остатки сил, то стоило ему только переступить порог родного дома, как силы его совершенно оставили.

К ночи поднялся жар: Шеховского лихорадило, временами он впадал в беспамятство и тогда хриплым шепотом звал жену. Софья Андреевна провела бессонную ночь у постели сына. Княгиня украдкой плакала то и дело касаясь кончиками пальцев его обезображенной щеки, пылающего лба, вытирала выступавшую на лице испарину. В душе она ни раз уже прокляла тот день, когда ее мальчик встретился с ней. Это из-за нее он теперь был в такой плачевном состоянии: это из-за нее он уехал в Богом забытый Иркутск, из-за нее едва не погиб, встретившись один на один в тайге с голодным медведем. Боже, сколько страданий она причинила ему! — всхлипывала Софья Андреевна. Павел пролежал в постели два дня. На третий день Шеховской несмотря на то, что все еще саднило горло и голова была словно налита свинцом, отзываясь тупой мучительной болью каждый раз, когда его начинал душить кашель велел Прохору собираться в Павлово. Софья Андреевна приняла решение ехать вместе с ним. К исходу дня дорожная карета Шеховских забрызганная грязью до самого верха, въехала в ворота усадьбы. Едва разглядев в окно подъехавший экипаж, на крыльцо особняка выбежал управляющий.