К. Харрис - Что остается от небес

– Вы, разумеется, понимаете, что духовные дела часто являются, так сказать, деликатной материей?

– То есть? – оглянулся виконт.

– Я хочу сказать, его высокопреосвященство поручил просмотреть бумаги епископа Прескотта мне. Уверяю, если обнаружится что-либо, могущее иметь отношение к смерти епископа, я немедля поставлю вас в известность.

– Другими словами, архиепископ предпочел, чтобы я не рылся в ящиках покойного? Вы это хотите сказать?

Доктор Саймон Эшли нервно хихикнул, но не возразил.

Виконт прошелся по кабинету, сложив руки за спиной. Капеллан ходил за ним следом на расстоянии шести-семи футов, исподтишка прикрывая нос платком. Но осматривать особо было нечего. Прескотт как должностное лицо явно питал пристрастие к аккуратности: поверхность письменного стола была чистой и отполированной до блеска, каждый ящик тщательно закрыт. Если у епископа Лондонского и имелись скелеты в шкафу, он держал их надежно упрятанными из виду.

– А как насчет личных покоев его преосвященства? – поинтересовался Девлин.

– Они выше. Прошу за мной.

В личных апартаментах Прескотта на третьем этаже царила менее сдержанная и более непринужденная атмосфера, ведь здесь он проводил часы отдыха. Рядом с табакеркой на круглом инкрустированном столике посредине комнаты были брошены пара перчаток и кнут для верховой езды, словно их владелец только что вышел и должен вот-вот вернуться. На подлокотнике мягкого кресла, стоявшего у камина, лежала раскрытая книга. Себастьян бросил взгляд на название. Эсхил, «Плакальщицы»[12].

Виконт неторопливо обошел комнату. Там, где не было окон, стены от пола до потолка занимали книжные полки. Девлин удивился, пробежав глазами по корешкам и обнаружив труды Цицерона и Аристотеля, Платона и Сенеки рядом с более ожидаемыми сочинениями Фомы Аквинского и Святого Августина.

– Любопытное собрание, – заметил он вслух.

– Его преосвященство начинал свою карьеру преподавателем античной литературы в Колледже Христа, в Кембридже[13].

– У него не было семьи?

– Только племянник. Супруга епископа скончалась лет восемь-девять тому. Детей они не имели.

– Епископ с племянником были близки?

– Очень. Сэр Питер ему как сын.

Виконт резко обернулся к капеллану:

– Племянник епископа – сэр Питер Прескотт?

– Совершенно верно. Вы знакомы?

– Учились вместе в Итоне, – Себастьян помнил Питера Прескотта полным жизненных сил, добродушным краснощеким парнем, который улыбками прикрывал присущее ему ослиное упрямство. Вслух виконт поинтересовался: – А в котором точно часу преподобный Эрншоу явился в Лондон с известием о находке в склепе?

– Святой отец прибыл вскоре после пяти. Но поскольку они с епископом беседовали наедине, запершись, подробности их разговора нам не известны, – тонкий нос капеллана негодующе вздрогнул при воспоминании о такой скрытности, явно воспринятой за личное оскорбление. – Даже когда его преосвященство распорядился, чтобы попозже заложили карету, он хранил цель поездки в беспримерной секретности.

– И когда Эрншоу уехал? – нахмурился виконт.

– Примерно через двадцать минут после прибытия.

– Однако епископ отправился в Танфилд-Хилл не раньше скольки? Семи? – деревушка лежала к западу от Лондона примерно в часе езды. – Почему такая задержка?

– Опять-таки, меня в это не посвятили, – шмыгнул носом клирик. – Знаю только, что у епископа на шесть вечера была назначена важная встреча. Видимо, он не захотел ее отменить.

В стене рядом с камином был проделан дверной проем. Встав на пороге, Себастьян увидел, что дверь ведет в маленькую спальню, неожиданно скромную, почти спартанскую, с узкой и твердой кроватью.

– Но отец Эрншоу действительно учудил – обнаружив в сельской приходской церквушке труп давностью в несколько десятилетий, решил привлечь к происшествию самого епископа Лондонского.

– К сожалению, перед отъездом его преосвященство сообщил нам очень немногое, – кашлянул капеллан. – Сказал только, что в Танфилд-Хилл произошло нечто, требующее его вмешательства, и что он может задержаться до полуночи.

– Он не упомянул об убийстве?

– Нет.

Девлин в последний раз окинул комнату взглядом и направился к лестнице. Эшли следовал за ним на почтительном расстоянии. На площадке второго этажа виконт спросил:

– Как долго вы служили капелланом у Прескотта?

– Уже четыре года.

– Выходит, вы хорошо его знаете.

– Да, достаточно хорошо, – кивнул клирик.

– У епископа было много врагов?

Себастьян ожидал немедленного бессознательного отрицания, но вместо этого услышал:

– Он был не из тех, кто боится занимать неугодную позицию. К сожалению, такие люди не могут не нажить врагов. И немало.

– О неугодной позиции по каким вопросам идет речь?

– Эмансипация католиков[14]. Необходимость принятия законов о детском труде. Рабство…

– Прескотт был аболиционистом?

– Для него это являлось делом принципа. Епископ Лондонский несет ответственность за духовное благополучие колоний, и его преосвященство очень серьезно относился к этой части своих обязанностей. Принятый несколько лет назад Акт о запрете работорговли был, с точки епископа, только началом. У Прескотта имелось твердое намерение провести через парламент закон об отмене рабства.

– Бесспорно, надежный путь заиметь врагов, – согласился виконт. Немало влиятельных англичан вложили свои средства в Вест-Индию. Лишиться бесплатного рабского труда на островах означало бы для них разориться. – Не слышали, кто-либо желал епископу зла?

– Вы имеете в виду, угрожал ему? – капеллан остановился у подножия лестницы, нахмурив брови, словно раздумывая. Но затем отрицательно покачал головой: – Нет. Кажется, нет.

Себастьян вгляделся в кислое, худощавое лицо собеседника. Доктор Эшли был никудышным лгуном.

– Мне бы хотелось ознакомиться с перечнем назначенных епископом встреч за последние несколько недель.

– Согласую с архиепископом, – шмыгнул носом капеллан. – Если его высокопреосвященство не будет возражать, я распоряжусь, чтобы секретарь приготовил для вас копию. Кстати, вы второй человек за сегодня, попросивший такой список, – бросил Эшли, кивком подавая знак насупленному лакею открыть входную дверь.

– Да? А кто же первый? – полюбопытствовал Девлин, останавливаясь на верхней ступеньке крыльца. – Один из магистратов Боу-стрит?

– Нет. Мисс Геро Джарвис. Всего доброго, милорд, – поднес платок к носу капеллан и бросил выразительный взгляд на слугу, который тут же молча закрыл дверь, разделяя собеседников.