Энн Жирар - Мадам Пикассо

Ознакомительный фрагмент

Но хватит думать об этом! Он не одинокий мужчина. Пикассо любил Фернанду и старался хранить ей верность. Так или иначе, эта девушка была не в его вкусе. Фернанда была статной и элегантной, мифически красивой женщиной с роскошной гривой темно-рыжих волос. Она привлекала всеобщее внимание, куда бы ни приходила, и пробуждала страсть в каждом мужчине. Пышная, зрелая, искушенная.

Маленькая нимфа из музея была ее полной противоположностью.

Мысль о том, какой сладостно-неуклюжей была встреча на выставке, вызывала у него улыбку. Она явно не была искушенной в мирских делах. Судя по ее дешевому платью, она скорее всего приехала из провинции. Ее глаза, смотревшие на него, были такими же яркими и безыскусными, как голубое сентябрьское небо. Эта простота, казалось, освежала его чувства в этом сложном мире, в котором он жил вместе с Фернандой. В настоящий момент он сомневался во всем, что происходило в его жизни.

Пикассо стоял босой и без рубашки; он всегда так делал, когда работал. Он с отсутствующим видом смотрел на незавершенную картину на мольберте, а в воздухе висел запах сырой краски и скипидара.

Перед ним лежала обнаженная Фанни Телье, позировавшая на кровати у мольберта. Она была профессиональной моделью и уже почти целый час сохраняла неподвижность. С таким хорошим материалом он должен был бы уже закончить картину, но не мог отвлечься от мыслей о девушке. Пикассо уже несколько недель хандрил и был не в состоянии с головой окунуться в работу, а эти новые мысли совсем не помогали ему.

Как хорошо, что его абстрактный стиль хорошо скрывал вещи, которые он рисовал на самом деле, потому что сегодня та девушка вмешивалась в каждый мазок его кисти.

Кубизм сделал его мастером и наделил силой изображать людей и предметы как сумму отдельных частей, располагая их в любом порядке по своему усмотрению. Пикассо находил эту силу почти божественной. Он мог бы сохранить статус-кво, придерживаясь своих меланхолических голубых полотен или своего увлечения арлекинами. Это было бы гораздо проще. В художественном отношении он, безусловно, знал, как дать людям то, чего они хотят получить. Он мог рисовать красивые картины, которых от него ожидали, словно ребенок, повторяющий букварь, а затем пожинать плоды успеха. Он имитировал масляные полотна из лучших музеев. Его картина «Наука и милосердие» была выставлена рядом со старыми шедеврами, самодовольно подумал он. А ведь он создал ее в возрасте пятнадцати лет. Но с тех пор реализм казался ему пустой тратой времени. В эти дни он испытывал потребность в исследовании, творчестве, поиске и хотел что-то значить для самого себя, а не для критиков.

Тени на стене удлинились, когда первые косые лучи утреннего солнца окрасили комнату алыми, а потом золотистыми тонами рассвета. Все как будто засияло, когда свет продвинулся дальше, мало-помалу заполняя комнату и затопляя ее. Огарки свеч мигали в лужицах расплавленного воска, все еще отбрасывая отблески на горшочки с красками, кисти и коврики. «Ma jolie femme»[8], — подумал он о загадочной девушке. Какой невинной она казалась, какой неискушенной в сложностях жизни, осаждавших его.

За окном Пикассо мог видеть, что свет над Монмартром уже изменился. Утро вступило в свои права. Стальное парижское небо грозило дождем, и облака то и дело наползали на солнце. Покрытая тонкой пленкой испарины от углей, мерцавших в горелке рядом с ней, Фанни, наконец, шевельнула рукой на подушках, разбросанных под ее головой. Это движение отвлекло Пикассо и раздосадовало его. Он просто не мог отобразить на холсте то, что чувствовал в данный момент.

– На сегодня достаточно?

– Тогда перейдем к чему-то еще? – спросила она, встав с кровати и приблизившись к нему.

По-прежнему обнаженная и соблазнительная, она провела длинными пальцами по плечу Пикассо, потом скользнула вниз по его руке. Фанни имела репутацию натурщицы, которая спит с художниками, и он знал это на личном опыте. Эта встреча была далеко не первой для них.

Она поцеловала его, и он отозвался на ее поцелуй. В какой-то момент, пробуя на вкус ее теплые губы, он рассматривал возможность переспать с ней. По своим формам и возрасту она почти не отличалась от девушки на выставке. У них были похожие волосы и одинаковые ярко-голубые глаза, но интуиция подсказывала ему, что на этом сходство заканчивалось. Пикассо мягко отвел ее руку и протянул ей халат.

– Не сегодня.

– В самом деле, Пабло? – с нотками оскорбленного достоинства воскликнула она. – Это совсем не похоже на тебя.

– Ты права, не похоже. Но сегодня это так, – он бережно завязал шелковый пояс у нее на талии.

– Ты отказался от женщин?

– Возможно, на какое-то время, – он пожал плечами. – Видно будет.

– А Фернанда знает об этом? – спросила она, пересекая захламленную студию, чтобы забрать свою одежду.

– От нее я не отказался, если ты это имеешь в виду. Я слишком многим обязан ей за годы бедности, когда заставлял ее терпеть нужду вместе со мной. Во всяком случае, она часто напоминает мне об этом.

– Ты остаешься со своей любовницей из преданности? Как это буржуазно, – с лукавой улыбкой произнесла модель и начала одеваться. – Только любовь может быть настоящей причиной для совместной жизни. Иначе, дорогой Пабло, ты будешь обманывать себя.

– Я очень люблю Фернанду и всегда буду любить.

– Тогда почему она не позирует тебе, как раньше? Мы с тобой старые друзья, и ты можешь сказать мне правду. Вероятно, тебе будет лучше, если ты это сделаешь. Пока я была здесь, ты все время хмурился, значит, тебя явно что-то угнетает. Почему бы не снять с себя это бремя?

– Ну, хорошо. По правде говоря, я не уверен, что мне суждено навеки остаться с ней.

– А что изменилось после нашего прошлого разговора?

– Точно не знаю, просто есть такое ощущение. Мы слишком часто ссоримся, и моих денег никогда не бывает достаточно, чтобы она чувствовала себя счастливой, – он провел пальцами по волосам. – Скоро мне исполнится тридцать лет, и иногда мне кажется, что мы с ней хотим получить от жизни разные вещи. Она сильно изменилась с тех пор, как мы познакомились.

Фанни кивнула. Уголки ее губ приподнялись в слабом намеке на улыбку.

– Ты удивляешь меня. Ты более серьезный мужчина, чем я думала. Это не похоже на прежнюю браваду… и мне это нравится.

После того как Фанни надела пальто и шляпку, она вернулась туда, где Пикассо мыл свои кисти. Приблизившись к нему, она натянула черные перчатки.

– Послушай, Пабло. Возможно, это не мое дело, но в Париже ходят слухи, что она вовсе не так уж предана тебе.

Он улыбнулся и чмокнул ее в щеку, мягко отказываясь заглотить приманку, потому что странным образом заботился о репутации своей женщины.