Зия Самади - Избранное. Том 1

— Воля ваша, Бэйда. В нынешнем моем состоянии нет разницы между злобой и благосклонностью окружающих.

Глава девятнадцатая

Кашгарцы, можно сказать, все высыпали на улицы, на плоские крыши домов — смотрели вверх. В высоком небе, раскинув по-орлиному серебристые крылья, кружила в воздухе железная птица. Она не опасалась нацеленных в нее выстрелов — мало-помалу опускалась все ниже.

— Эй, люди! Это и есть айлипран! Укрывайтесь в доме! Сейчас с неба бомбы полетят! — закричал кто-то сведущий.

— Разбегайтесь! Если у бомбы разрывается брюхо, то дома переворачиваются крышей вниз! — крикнул другой.

— Вот оно: когда с неба посыплются беды — придет конец света!

— Столько пуль выстрелили — и никакого толку!

— О всевышний! Невиданное показал, охрани теперь от бед и напастей…

Это был первый самолет над Кашгаром. Люди хоть и побаивались, а все же не расходились, продолжали смотреть вверх. Самолет заметно уменьшился, потом, наклонившись носом, заскользил вниз, как голубь турман, и точно в этот момент из него посыпалось в небо что-то белое, как снег.

— Вот вам! Не говорил ли я! — раздался опять голос сведущего человека. — Это и есть белая бомба!

— Беги! Бегите!

Поднялся шум. Находившиеся здесь Шапи и Аджри взобрались повыше, закричали, что было сил:

— Братья, не бегите!

— С неба падают не бомбы — бумажки!

— Кто пугал бомбами — подстрекатели!

Некоторые остановились. Листовки опускались на крыши и улицы, устилали землю, будто листвой. А самолет улетел к северу.

— Почитаем. Кто грамотный?

— Я прочту! — И Аджри начал читать:

«Люди Кашгара! Вы теперь идете к свободе! Мы с Ходжаниязом-хаджи заключили соглашение и прекратили воевать. Если Ма Чжунин сложит оружие подобру, и его не оставим в стороне. А если вздумает сопротивляться — грех будет за ним, мы сотрем его с земли! Положим конец многолетней войне, установим мир и спокойствие…»

У людей не хватило терпения дослушать листовку до конца, они загудели:

— Ходжанияз сторговался-таки с Шэном!

— Хе, как бы и нас не продал?!

— Что произошло? Все в голове перемешалось!

— Верно говоришь. Кому из них верить?

— Прекратили воевать, наступил мир — это хорошо.

Появился конный патруль. Солдаты стали собирать листовки, а людям предложили разойтись. Применять силу, как прежде, не стали.

— И что вы скажете? — спросил Аджри по пути домой.

— Ты о чем?

— Я о соглашении Ходжанияза с Шэн Шицаем.

— Дело конченое, — удрученно ответил Шапи. — Опять обречены будем на рабские оковы — снова одурачили нас…

Больше они ни о чем не говорили. В этот момент оба не могли ни размышлять, ни беседовать.

Ма Чжунин расхаживал по комнате, ощущая себя зверем в железной клетке. Он обложен со всех сторон. Лицо его, лишенное всякого выражения, напоминало скорее всего лицо человека, решившего покончить с собой. Он овладел Кашгаром, но надежда собрать силы для борьбы с Шэн Шицаем оказалась несбыточной. Какая-то часть высших слоев духовенства и корыстолюбцев поддержала его, однако народ не поверил и не пошел за ним. Шэншицаевские и зарубежные агенты препятствовали его деятельности, мешали на каждом шагу, а теперь войска Шэн Шицая и Ходжанияза окружили и начали сжимать с обеих сторон.

Ма Чжунину не хочется даже смотреть на лежащее на столе письмо. Это проклятое письмо — требование Шэн Шицая. Дубаню хочется безоговорочной капитуляции. В случае мирного разоружения с просьбой о пощаде Ма Чжунину и его соратникам предусмотрены «соответствующие» должности. Слово «капитуляция» для Ма Чжунина тяжелее смерти. Гордый, безгранично уверенный в себе «юный командующий» понимал неизбежность разгрома, но честь не позволяла ему покориться беспомощной безвыходности. С отяжелевшей от дум головой Ма Чжунин решил последний раз посоветоваться со своими соратниками и пригласил их.

Пришли Ма Шимин, Ма Хусян, Бэйда, Ма Чжинсян. Четыре «чахарских утеса» не думали о печальном повороте в своих судьбах. Они сочувствовали Га-сылину, которого сами вырастили, сами возвысили до главнокомандующего, и сейчас, в самый тяжелый момент, они не отвернулись от него. Они стояли, готовые без колебаний тут же выполнить все, что скажет Га-сылин.

— Что будем делать, братья? — голос командующего был по-обычному спокоен.

— Заявляем о готовности исполнить ваши пожелания, — проявил уважение Ма Шимин.

— Нет, говорите вы, я так хочу.

— Будем драться до последнего! — задиристо предложил Ма Хусян.

— Лучше действовать сообразно обстоятельствам. Война не избавит нас от гибели, кроме того, народу…

— У тебя до самой могилы, наверное, слово «народ» не сойдет с языка! — фыркнул на Бэйда Ма Хусян.

— Именно так, — дал отпор Бэйда. — Мы не получили поддержки народа и вот до чего дошли.

— Бэйда прав, — произнес Ма Чжунин. — Мы ошиблись, когда с самого начала не прислушались к пожеланиям здешнего народа, и теперь остались в одиночестве, — сказал он тоном человека, жалеющего, что слишком поздно осознал допущенную ошибку.

— Вывод Га-сылина справедлив. Мы не отличали врагов от друзей. Поэтому…

Ма Хусян опять перебил:

— Что нам делать теперь?

— В нынешнем положении продолжать войну значит совершить глупость, — резко бросил Га-сылин.

— Иными словами, соглашаемся с условиями Шэн Шицая, уважаемый Га-сылин? — нервно спросил Ма Хусян. Он набил табаком китайскую трубочку, раскурил ее, заполнив комнату удушливым дымом.

— Сдаваться не будем! — твердо сказал Га-сылин. Он внимательно оглядел каждого из соратников. — Мое решение: прославленную тридцать шестую дивизию сохранить, командиру дивизии Ма Хусяну взять Хотан, Я выезжаю за границу искать помощи…

Военачальники, словно не поверив своим ушам, переглянулись. Но никто не осудил и не одобрил решения Ма Чжунина. В комнате воцарилась тишина, какая бывает, когда люди покоряются судьбе.

— Это мое последнее решение! — Ма Чжунин как бы подводил итог собственной жизни и деятельности…

Невзрачный по природе Бугра усох еще больше, сделался совсем маленьким. Трагическая гибель младшего брата Шамансура, падение республики, переход Ходжанияза к Шэн Шицаю и, наконец, начавшееся продвижение дивизии Ма Хусяна к Хотану развеяли в прах излюбленные мечты Бугры. «Падем и в этот раз — когда-то встанем? — печалился он. — Ма Хусян идет ка Хотан, устоим ли? А очень скоро Шэн Шицай, несомненно, выгонит Ма Хусяна. В какую силу мы, в сущности, верили? Чему — могуществу аллаха или соблазнам иностранцев?»