Огни в море - Микель Рейна

– Подумаешь, немножко побрызгает! И вообще, еще не стемнело, я не успел поймать светлячков, – отвечал сын, махнув пустой банкой в сторону кормы.

Гарольд перевел взгляд туда, куда показывал Дилан, и увидел желтоватое сияние светлячков, копошащихся среди досок. Он вздохнул и вновь озабоченно посмотрел на небо.

– Ладно, еще часок – и домой!

Лопнувший стальной трос кнутом хлестнул по деревянному фасаду, и земля под домом будто вздрогнула и сжалась, окончательно оторвавшись от сада и осев вниз больше чем на метр.

Оставшиеся тросы, натянувшись до отказа, все еще держались.

Метрах в тридцати под домом бушевали волны, раз за разом атакуя пористую, изъеденную солью и ветром скальную стену. Лопнули еще два троса.

Под утесом разверзлась гигантская трещина, и в нее с мягким шипящим звуком съехал целый фрагмент скалы. Его тут же поглотили волны, яростно лизавшие подножие обрыва.

Под очередным натиском ветра четвертый и пятый тросы оторвались в месте крепления, и огромные стальные заклепки полетели в воздух, словно запущенные гигантской рогаткой. Пол гостиной превратился в крутой склон, по нему заскользили диваны. Под весом мебели дом накренился еще сильнее, все горизонтали встали дыбом, превратившись в вертикали. Казалось, в этот миг мир застыл, как ледяная скульптура. Лишь слышен был стук дождя по разбитой черепице кровли и доскам фасада – тот же самый стук, с каким капал дождь на дырявую крышу старой верфи, где Гарольд с сыном работали в тот вечер. Черные грозовые тучи, зародившиеся много лет назад, окутали весь остров траурным покровом, а громовые раскаты неумолимо подходили все ближе и ближе.

– Надень, Дилан, – Гарольд протянул сыну старый желтый дождевик, размеров на десять больше, чем требовалось.

– А ты, папа?

– За меня не волнуйся, я привык к сырости.

Они бегом рванули к пристани; желтоватое сияние светлячков в банке помогало им находить дорогу. Дождь лил все сильнее, яростным ветром с моря лодку било о мостки и мотало из стороны в сторону, обдирая борта. Гарольд сначала помог забраться в лодку Дилану, почти утонувшему в своем огромном дождевике, затем отвязал канат, спустился к сынишке сам и, не теряя времени, схватился за весла.

По мере того как суденышко удалялось от бухты, дождь и мрак усиливались, словно стремясь поглотить их. Гарольд различал лишь желтоватый отсвет от банки на лице сына; он тяжело дышал и мечтал только о том, чтобы ему хватило сил как можно раньше добраться до берега. Грейпс продолжал без остановки грести в свинцово-черных волнах, бивших в борта лодки и кидавших ее из стороны в сторону. Гарольд прекрасно понимал, что расстояние до суши не слишком велико, но сейчас его уже одолели сомнения. Ему ни на метр не удавалось продвинуться в нужном направлении. Бухта со старой верфью казалась совсем далекой, но гавань Сан-Ремо лежала еще дальше.

И тогда он понял, что совершил роковую ошибку: омывавшее остров течение набрало силу и тащило их прочь от берега. В этом мраке их несло в открытое море. Тело Гарольда окоченело, и он с беспокойством посмотрел на сына. Казалось, Дилан вовсе не испугался. Ему уже доводилось плавать на лодке в непогоду. Кроме того, рядом с отцом ему никогда не было страшно. Гарольд же, напротив, начинал поддаваться панике. Он отложил одно весло, схватил швартовый конец и бросил его в ноги сыну.

– Держись за него изо всех сил! – Он старался перекричать вой шторма.

Дилан послушался и улыбнулся отцу в мерцающем сиянии светлячков. И тут волна ударила в корпус суденышка. Лодка опрокинулась, и свет исчез, поглощенный мраком. Именно в это мгновение горшок с гортензией выпал из рук Мэри-Роуз и разбился о плитки пола в маленькой квартире в Сан-Ремо. Она сразу же поняла, что случилось нечто ужасное.

Если бы кто-нибудь из обитателей Сан-Ремо вздумал встать с постели, разбуженный шумом грозы, и выглянул в окно, его взору представилось бы фантасмагорическое зрелище: трехэтажный дом семьи Грейпс накренился на тридцать градусов над обрывом и словно по волшебству застыл в таком положении.

Но вовсе не колдовство поддерживало дом в этом почти сверхъестественном равновесии, а последний из оставшихся закрепленными стальных тросов.

Глубокую тишину нарушал лишь клекот воды, бурными водопадами спадающей по скатам крыши.

Внутри дома, у обращенной к обрыву стены, кучами громоздились коробки, стулья и прочая мебель. Единственным предметом, остававшимся на месте, была массивная кровать, на которой по-прежнему спали Гарольд и Мэри-Роуз. Ничто не могло потревожить их забытья, вызванного сильнодействующими таблетками от бессонницы.

Гром вновь зарокотал над близлежащими холмами, земля вновь содрогнулась, и на этом завершилась небольшая передышка, вызванная обманчивым равновесием. Единственный трос, удерживающий дом от падения, завибрировал, а порыв ветра вывернул из земли электрический столб рядом с садом.

В этот момент лопнула одна из стальных жил, вплетенных в трос. Через мгновение за ней последовали остальные, разрываясь и расплетаясь, не в силах больше выдерживать колоссальный вес постройки.

Если бы этот наш предполагаемый сосед встал с кровати и выглянул в окно чуть раньше, наверняка он успел бы позвонить в полицию, и тут же примчались бы местные власти и вытащили бы Гарольда и Мэри-Роуз из постели. И тогда с полной уверенностью можно было бы утверждать, что жизнь супругов Грейпс продолжилась бы заранее намеченным курсом, а назревающие события обрели бы совершенно иной финал. Но этого не произошло.

Последний клочок земли, удерживавший дом, оторвался от утеса. Трос уже не мог сопротивляться чудовищной нагрузке и лопнул, а его концы взвились в воздух. Через мгновение дом сеньоров Грейпс вместе с фрагментом сада начал свободное падение в бурлящие морские волны. Последовал оглушительный удар, и все произошедшее скрыл ночной мрак, столь же непроглядный, как и тот, который окружил молодого Грейпса, когда его лодка перевернулась и он упал в воду.

Гарольд за несколько секунд сумел вынырнуть на поверхность; Дилана не было видно. Он наглотался воды, но, несмотря на это, изо всех сил пытался кричать, повсюду ища сына. Однако его окружала только непроницаемая тьма. Ему удалось ухватиться за упавшую с лодки доску, а вот от самого суденышка и от мальчика не было и следа.

– Дила-а-ан! Дила-а-ан!

Гарольд выпустил доску из рук и начал плавать кругами. Волны то поднимали, то опускали его, пытаясь утащить в свои ледяные объятия. Он вновь и вновь выкрикивал имя сына, но вокруг не было никого, и ни его голос, ни взгляд не могли проникнуть дальше бушующих волн. Гарольд нырял и нырял,