Огни в море - Микель Рейна

были завалены остатками черепицы, но их без труда удалось отгрести в сторону. Добравшись до входа, Гарольд с размаха ударил в дверь плечом, она соскочила с проржавевших петель и с громким стуком упала на пол.

Сделав шаг вперед, Грейпсы вошли на чердак, точнее, туда, где раньше был чердак. От него ничего не осталось: скошенный мансардный потолок, большое круглое окно и балки, поддерживавшие крышу, провалились под тяжестью снега. Последняя буря завершила начатое, смыв и обломки дерева, и битую черепицу. Доски пола блестели, будто кто-то натер их таким же лаком, какой Грейпсы некогда использовали для полировки палубы.

Пройдя вглубь бывшего чердака, супруги на миг застыли, зачарованные апельсиновыми бликами солнца, которое медленно погружалось за горизонт. С этой высоты море казалось еще более глубоким и необъятным. Вокруг них была только вода – ни зубчатых горных цепей вдалеке, ни сияющих огнями городов. Одна лишь вода. Бескрайнее море, бездонное и непостижимое, исполненное чудес, как и сама жизнь. В спину Гарольду и Мэри-Роуз дул теплый ветер, он высушил их мокрую одежду и, казалось, подталкивал вперед, к свету.

Они задержались в центре этой новой палубы – там, где гордо возвышалась мачта их бывшего корабля. Она шла через весь дом и крепилась в глубине скалы, куда ударила молния. Мэри-Роуз мягко провела пальцами по закругленной поверхности, ощущая твердость древесины и шероховатость почерневших прожилок. Гарольд внимательно наблюдал за женой, вспоминая, как трудно было перевезти эту длинную мачту со старой верфи на самую вершину утеса Смерти.

Мэри-Роуз замерла, почувствовав пальцами нечто необычное в одной из прожилок на растрескавшейся закопченной древесине. Вытянув шею, она придвинулась к мачте, чтобы лучше рассмотреть свою находку, и обнаружила, что эти линии не случайны – кто-то вырезал их ножом или резцом. Буквы были так сглажены временем, что раньше она их не замечала.

– «Наш дом», – медленно прочла Мэри-Роуз.

– Что ты говоришь? – спросил Гарольд.

– Наш дом, – отрешенным тоном произнесла она.

Гарольд подошел к жене и проследил за ее взглядом. Вначале он ничего не увидел, но потом разглядел эту короткую фразу, начертанную на глубокой трещине мачты.

– Я никогда этого не замечал… – прошептал Гарольд, опознав детский почерк сына. – Как ты думаешь, зачем он это написал? – дрожащим голосом проговорил он.

– Разве непонятно? – промолвила Мэри-Роуз, поворачиваясь лицом к бескрайнему морю вокруг.

Гарольд последовал ее примеру. От солнца оставался лишь слабый желтоватый отблеск на линии горизонта. Они держали курс прямо на него, как на свет маяка.

– Это имя, которое он хотел дать кораблю… – прошептал Гарольд, вновь посмотрев на мачту.

– Дилан всегда знал, что это и есть наш настоящий дом… – ответила Мэри-Роуз, подходя к краю палубы.

– Да. Он никогда не переставал верить в нашу мечту, в нас.

И вот последний луч солнца скрылся в море. Ночь окутала корабль темной вуалью, и на небе показались первые звезды. В ту же минуту во мраке, в который погружался весь мир, возникло странное свечение. Свет был столь слабым и призрачным, что временами можно было усомниться в его существовании. Он казался желтым и теплым, как сияние светлячков в банке Дилана. Эта банка на носу лодки светила вместо фонарика, когда каждый вечер мальчик возвращался с отцом домой; он старался, чтобы его детские мечты не затерялись в ночи.

Мэри-Роуз знала, что желтый сверкающий свет был тем же самым, что и блеск молнии, ударившей в мачту и проделавшей яму в саду, после чего дом рухнул с утеса. Тот же свет мелькнул в слезе старухи и в пламени свечи в маленьком чуме. Это был свет авроры, которую они наблюдали с темного крыльца дома, он же отбросил блики на спину дельфина, и он же окрасил танец полярного сияния на ледяной равнине. Мэри-Роуз припомнила слова Аги, сказанные в тот миг, когда они наблюдали за этим феерическим зрелищем, и теперь наконец в полной мере осознала их смысл.

– Это Дилан, – со вздохом произнесла она.

В этот момент по ногам Гарольда и Мэри-Роуз начала подниматься какая-то слабая вибрация; она охватила их тела и дошла до головы. От нее заскрипели доски, а вода в море забурлила. Эту дрожь вызывал свет – он наполнялся силой и рос, раздуваясь, как гигантский сверхъестественный парус – тот парус, которого недоставало мачте их корабля. Этот свет манил их; он исходил из самых глубин золотистого моря, разрушая скальную твердь утеса. Супруги Грейпс обменялись долгим взглядом и улыбнулись, заметив, как это желтое свечение медленно смешивается с зеленым и голубым цветом их глаз.

Гарольд и Мэри-Роуз тесно прижались друг к другу, из глубины их души рождался новый свет. Избавляя их от всех страхов и пережитой боли, этот свет постепенно соединялся с сиянием неба и моря и с теми скромными огоньками, которыми каждую ночь их радовали маленькие светлячки. Это был свет Дилана, и сейчас он окутывал их нежностью и теплом. Гарольд и Мэри-Роуз знали, что они уже не одни. Супруги вновь ощутили объятия своего сына, сладость его поцелуев и тепло маленьких пальцев, хватающих их за руки. Их снова стало трое; охваченные счастьем, они смотрели на горизонт – наконец они добрались до цели. Они собственными руками построили корабль, сами исполнили свою мечту и теперь плыли по волнам непостижимого безграничного моря, которое было их домом. Их настоящим домом.

– Я люблю тебя, Рози, – шепнул Гарольд.

– И я тебя люблю, Гарольд, – шепнула в ответ Мэри-Роуз.

Если бы кто-то наблюдал издалека за домом супругов Грейпс, он заметил бы, что плывущий по воле волн дом превратился в корабль. Прекрасный, сверкающий корабль, держащий курс на луч света на горизонте. Корабль, который медленно исчезал за зыбкой линией, где сходятся вместе небо и море.

Если бы кто-то наблюдал издалека, он ощутил бы, что в это мгновение ветер замер, а звезды на долю секунды перестали сиять. Он заметил бы, что в светящемся ночном небе, раскинувшемся над золотистым морем, только что появились два новых огонька: один – зеленый, как свежескошенная трава, другой – синий, как море.

Это был свет всех тех, кто принял жизнь во всем ее великолепии, разглядел ее величие; тех, кто умел наслаждаться отпущенным им временем и любимыми людьми. Это был свет тех, кто не боится смерти в конце странствия под названием жизнь, ни в чем не раскаивается и уходит с уверенностью, что исполнил предначертанное судьбой и не предал свои мечты. Это был свет Гарольда и Мэри-Роуз Грейпс, сеньоров Грейпс, как их все называли.

Барселона – Ванкувер,

3