Огни в море - Микель Рейна

Мэри-Роуз взяла пакет в руки, ощутив исходящее от него тепло. Бережно развернув его, она обнаружила внутри несколько белых булочек.

– Большое спасибо, – поблагодарила она.

Уклук помог супругам устроиться в задней части нарт, сам вспрыгнул вперед и стал ждать отца. Амак погрузил забитый треской ящик; пока он не успел усесться в сани, к нему подошла Ага и крепко обняла, глубоко вздохнув и зарывшись лицом в мягкий мех его тулупа. При виде того, как они обнимаются на глазах у них и у всего лагеря, Мэри-Роуз почувствовала, что у нее замерло сердце. Они неохотно разомкнули объятия, и Амак, уже почти дойдя до саней, вернулся к жене и поцеловал ее в губы. Ни Гарольд, ни Мэри-Роуз никогда так не поступали сами и не замечали такого среди знакомых им пар.

Наконец Амак залез в нарты. Какое-то время он прощался с толпившимися вокруг соседями, затем свистнул, и сани со скрипом сдвинулись с места. Собаки быстро набрали скорость, лагерь в мгновение ока скрылся из глаз, но мыслями Мэри-Роуз все еще была там, около чумов стойбища. У нее из головы не шла сцена между Амаком и Агой, которую она только что наблюдала. Как и они с Гарольдом, эти родители только что потеряли ребенка, но, несмотря на это, в их взглядах не читалось ни намека на укор или чувство вины. И лица их не выражали ни злости, ни ярости. Она тут же вспомнила ядовитое презрение, которым она сама обливала Гарольда в первые месяцы после гибели Дилана, и ту непреодолимую стену, которую собственными руками воздвигла между собой и мужем на долгие годы.

Вспомнила, с какой ненавистью оттолкнула его в грязь на вершине утеса и с каким отвращением отбрасывала его ласковую руку, осмелившуюся коснуться ее. Она вновь слышала эхо своих гневных слов, когда кричала Гарольду, что он виноват в том, что их сын погиб в ту ночь. Мэри-Роуз с невероятной ясностью осознала, что все это отнюдь не помогло ей прогнать боль, напротив, она отдалилась от единственного человека, который ее по-настоящему любит, и так и не смогла исцелить свои раны. Слезы подступили к ее глазам, и она инстинктивно сняла варежку и ласково взяла Гарольда за руку, совсем так, как сделал он много лет назад во время похорон Дилана.

Ледяной дом

– Приехали! – крикнул Амак.

Всю дорогу Гарольд и Мэри-Роуз проспали, и голос Амака резко ворвался в их сновидения. Открыв глаза, они обнаружили, что окружающий пейзаж изменился: солнце целиком скрылось за черной горой, которую они видели в день прибытия в этот негостеприимный край, и расцветило лед и море сиянием старого золота. Мэри-Роуз потянулась спросонок и с удивлением поняла, что их домик находится совсем рядом. Ярко-желтые потрепанные доски сверкали в лучах заката, подчеркивая белизну глубокого слоя снега на навесе террасы и крыше дома. Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что постройка выглядит как-то странно: скаты кровли, некогда покрытые черной черепицей, сейчас представляли собой сумбурное нагромождение торчащих обломков стропил и черепков, выглядывающих из-под придавившего их сугроба.

В конце концов собаки замедлили ход и по свистку Амака остановились примерно в полукилометре от строения.

– Уклук, – обратился Амак к сыну, спрыгивая на лед, – ты остаешься здесь с нартами и собаками. Поставь палатки для ночлега, а мы вернемся к ужину.

Амак достал из саней несколько мешков и закинул их за спину. Гарольд и Мэри-Роуз тоже спустились с нарт; тела их окоченели от стужи за время поездки, но они уже не обращали внимания на подобные мелочи. Попрощавшись с Уклуком, который сразу же взялся ставить лагерь, супруги последовали за Амаком по ломкому льду.

По мере их приближения к дому трещины становились все шире, а шум моря, подтачивающего льдины, усиливался. На миг путники застыли перед фасадом: казалось, дом высечен изо льда резцом неведомого скульптора. Ступени крыльца были усеяны упавшими с крыши обломками, столбы навеса испещрены глубокими царапинами, весь фасад с лопнувшими досками обшивки и даже дверная ручка – все было покрыто ледяной коркой, сверкавшей рубиновыми переливами в закатных лучах.

Амак стоял чуть поодаль. Его раскосые глаза поразительным образом расширились, и Гарольд заметил в них выражение недоумения и замешательства – он наблюдал это в тот раз, когда они впервые увидели дом из лагеря.

Несколько секунд они помолчали, слушая, как вокруг них потрескивает лед, отделяясь от берегового массива. Гарольд и Мэри-Роуз переглянулись, словно опасаясь зайти внутрь: им казалось, будто они оскверняют затерянный во времени храм. Наконец Гарольд вытянул руку вперед и с трудом повернул заиндевевшую ручку. Ледяная корка пошла трещинами и прозрачной пленкой примерзла к руке Гарольда. При попытке открыть дверь запечатавший раму лед обрушился к их ногам хрустальным водопадом.

Гарольд думал, что из открытой двери потянет более теплым и затхлым воздухом, но нет, внутри царила такая же стужа, как и на улице. Пол, стены, лестницу и светильники покрывал все тот же лакированный лед, что затянул тонким слоем фасад дома.

Зайдя в прихожую, Гарольд ощутил, что попал в заколдованный замок, застрявший в паутине времени.

Амак переступил порог следом за Мэри-Роуз и аккуратно закрыл за собой дверь. Он передвигался неспешно, но глазами беспокойно обшаривал помещение, словно не понимая, на чем сфокусировать взгляд.

– Потрясающе… – промолвил он, проводя рукой по полированным перилам лестницы.

Супруги заметили, как на обычно невозмутимом лице Амака мелькнуло восторженное любопытство; такое же выражение светилось в глазах Киримы, когда она слушала рассказы Грейпсов об их странствии. Мэри-Роуз улыбнулась при мысли о том, что малышка, если бы была сейчас с ними, наверняка забросала бы их кучей вопросов.

Компания зашла на кухню, и Амак пристроил мешки на стол, сверкавший расплавленным металлом в лучах гаснущего светила. Проникая сквозь разбитые стекла, закатное сияние заливало все помещение золотистым светом, подобным мерцанию светлячка из сна Мэри-Роуз.

– Вы не возражаете, если я тут немного поброжу, пока вы собираете вещи? – спросил Амак, ощупывая изогнутый носик крана.

– Будь как дома, – ответил Гарольд, вспомнив, как Ага несколько дней назад приглашала их в свой чум. – И если увидишь что-то полезное, забирай, наверняка тебе это больше пригодится, чем рыбам.

Гарольд прихватил со стола полупустой мешок, на дне которого лежал только один плед, и вместе с женой вернулся в коридор. Проходя мимо открытой двери в подвал, Мэри-Роуз заглянула в лестничный проем: свет едва проникал через иллюминатор и поэтому последние ступеньки тонули во мраке. Из проема веяло холодом, словно там,