Майкл Боккачино - Шарлотта Маркхэм и Дом-Сумеречье

Я люблю тебя всем сердцем — и всегда буду любить. Вспоминай обо мне. Будь счастлив в жизни. Помни обо всем хорошем, что мы делали вместе в кругу семьи. Ты мой Друган. Ты мой сын, и я люблю тебя.

Я сам себе удивлялся: я улыбался, а не плакал. Это был ее голос, самый настоящий — во сне такого не услышишь. И однако ж, в ее последних воспоминаниях мне навеки двадцать два, и я по-прежнему злюсь, что не смог поступить в престижный частный университет, а ведь баснословный долг меня непременно раздавил бы в лепешку! Говорят, те, кого мы любим, не покидают нас и после смерти. Но, читая мамино письмо, я осознал, что да, ушедшие остаются с нами, а вот нам с ними остаться никак не возможно.

Месяц спустя я снова увиделся с отцом на свадьбе двоюродного брата. Мы выпили вина. Я поблагодарил его за то, что он отыскал письма. Я знал, как ему было больно, но и отец знал, как мне важно отыскать способ восстановить связь с мамой. Он вздохнул, неловко помялся и наконец признался: есть нечто такое, что он утаил в секрете от меня и сестер. В последние недели перед смертью у мамы в спальне стоял кассетный магнитофон. Врачи считали, ей будет небесполезно записать свои мысли. Никто, кроме отца, об этом не знал, а он так и не смог заставить себя прослушать кассету. Может, она вообще пуста, а может, мама наговаривала на нее часами. Отец корил себя за то, что так ничего мне и не сказал. Я обнял его за плечи. И больше мы об этих записях не упоминали.

Две недели спустя в мою квартиру доставили посылку с серебристым портативным магнитофоном. Я выдернул его из коробки, вставил батарейки, опасливо водрузил на стол в моей комнате. Уселся, скрестив ноги, на диван и нажал на кнопку «Play».

«Привет, родные! Сейчас четверг, около одиннадцати, хочу рассказать вам, как день прошел… Мне гораздо лучше». Голос ее сорвался, и следующие несколько слов прозвучали неразборчиво: она боролась со слезами. Она казалась усталой и сонной, и голос ее звучал выше, чем мне запомнилось. Она рассказывала, кто заходил ее навестить, что она ела в течение дня, куда собиралась. И, наконец, она обратилась к каждому из членов семьи по отдельности, так же как и в письмах.

«Майкл, за что бы ты ни взялся, тебе все удается. Ты — такой умница! Вечно все откладываешь в долгий ящик, и здесь ты не прав, но на самом-то деле ты очень талантливый мальчуган — или следует сказать мужчина. Так держать! И не будь таким канительщиком, Друган. Дело надо делать сразу же, без лишних проволочек. Как с этой твоей летней школой, тебе ведь непросто приходится, потому что я болею, а ты вынужден и работать, и учиться. Тяжело тебе, я знаю. Мне так жаль, что мы не смогли помочь тебе с учебой, но… в общем, так бывает. Мы просим прощения. Просто по деньгам никак не получалось. Но как бы то ни было. С бизнес-образованием у тебя все отлично сложится. Надеюсь, ты поступишь в Колумбийский университет, это будет здорово».

А я уж и забыл, что собирался поступать в Колумбийский университет; вот и еще одно свидетельство — это же только эхо, эхо мамы и того паренька, каким я был. А она продолжала:

«Мне обед принесли, съем-ка кусочек-другой и вернусь. Мой вам привет — Майклу, Стефани, Лорен и моему ненаглядному. Надеюсь, что завтра уже буду дома. Думаю, там мне станет гораздо лучше. Пока».

Тишина. Я прокрутил кассету до конца, пытаясь силой мысли снова призвать из небытия ее голос, но запись и впрямь закончилась. Мама говорила всего лишь каких-то восемь минут с лишним. Я прослушал этот монолог еще раз и еще. То были грустные, испуганные воспоминания человека перед лицом собственной смерти; о себе она откровенничать не стала. Сегодня я знаю о маме ничуть не больше, нежели в день ее смерти, и, наверное, ничего нового так и не узнаю. Но я уже понял, что это не важно.

Я написал роман, не столько обращаясь к ней, сколько в ответ на события, постигшие ее и нашу семью. Теперь книга закончена и меняться уже не будет. Точно так же как голос на записи станет вечно просить прощения за то, что удручало его обладательницу в последние недели перед смертью. Как и письмо, как и кассетная запись, «Шарлотта Маркхэм» — это запечатленное во времени мгновение, тень того чувства, что мама оставила в моих снах. Теперь они двое обрели друг друга, и ничто этого не отнимет. Даже смерть.

В написании этого романа мне очень помогли (и послужили источником вдохновения) нижеследующие книги:

Про «готичный ангст»: Шарлотта Бронте «Джейн Эйр», Эмили Бронте «Грозовой перевал».

Про сомнительных гувернанток: Генри Джеймс «Поворот винта».

Про смертность: Кадзуо Исигуро «Не отпускай меня».

Про несчастную, подавляемую любовь: Кадзуо Исигуро «Остаток дня».

Про проблемы с мамочками и разные ужасы: Нил Гейман «Коралина».

Про Древних: Г. Ф. Лавкрафт «Черные моря бесконечности» (составитель Эндрю Уилер).

Одно из лучших викторианских/фэнтезийных попурри: Сюзанна Кларк «Джонатан Стрендж и мистер Норрелл».

Лучшее в новой «странной фантастике»: Чайна Мьевиль «Вокзал потерянных снов».

На счастье: Дж. К. Роулинг, книги о Гарри Поттере.