Рэйчел Кейн - Черный Рассвет

Это было не очень, произносить хвалебные речи, но это было все, что я мог. Я думал, что ушел бы оттуда, что было чистой фантазией, но все, что я чувствовал теперь, была тошнота и глубокий дискомфорт. Я должен был позволить Майклу сделать это. Майкл был бы способен на сочувствие; он был чувствителен и, дерьмо, знал, что сказать и когда…

Моника просто уставилась на меня. Как будто она ждала от меня, чтобы я сказал что-то ей, что все это было просто по-настоящему противной шуткой.

Это должно было быть работой Оливера, подумал я. Оливер был ее крестным вампирским Защитником, не так ли? Где он?

Моника наконец сказала голосом, который я никогда не признал бы принадлежащим ей:

— Ты лгун. Он не мертв. Он не может быть мертв. Ему причинили боль, это все, ему причинили боль, и ты просто гребаный лгун. Ты мстишь мне, придурок. Из-за твоей сестры.

— Мне жаль, что это не так, — сказал я. Я покачал головой и пошел к двери, потому что не было ничего иного, что я мог сделать здесь. Ничего, кроме вреда и боли.

— Подожди, — сказала она. Ее голос дрожал теперь, когда ее мир развалился изнутри. — Шейн, подожди. Я не делала этого… я не разжигала тот огонь. Это не должно подтолкнуть тебя к этому. Это не смешно…

— Я знаю, — сказал я. Я не был уверен в том, что я сейчас признавал. Может быть, все это грустное принятие. — Извини.

У нее всегда были свои друзья. Джина, Дженнифер, любая из дюжины других прихвостней, кружащихся на орбите Моники, Центре Вселенной. Она всегда была неуязвима, бронированная позой, модной одеждой, косметикой и блеском. Всегда наносящая ущерб.

Возможно, я должен был испытать удовлетворение от того, что я привел ее к тому, что она стояла на коленях.

Но не испытывал.

— Я позову кого-нибудь, — сказал я. Я не знал, кого я мог, возможно, позвать, но это не имело значения; она не слышала меня. Я оглянулся назад, чтобы видеть, как она нагнулась вперед в замедленном движении, стоя на одной руке, и затем перевернулась на ковре. Ее ноги медленно подтянулись к животу.

Она начала безнадежно плакать, глотая возгласы.

Иисус.

Я глубоко и покорно вздохнул и вернулся к кушетке, где взял одеяло. Я укрыл ее им, нашел коробку платков и принес ей. Тогда я налил ей выпивки из открытой бутылки виски со стойки в задней части комнаты — вампиры любили алкоголь так же как люди, но у них он был намного более качественный. Это был солодовый виски и пах дымом.

— Иди сюда, — сказал я и посадил ее вертикально, прислонив к углу дивана. Я зажал виски в одной руке, вытащил несколько платков и поместил их в другую руку. — Выпей.

Она выпила, повинуясь как ребенок; она задохнулась на первом глотке, но проглотила, и затем сделала второй между удушьем и дрожью. Немного понимания вернулось в ее глаза и вспышка чего-то, похожего на стыд. Она использовала платки, чтобы вытереть нос, затем другим вытерла глаза. Слезы все еще текли, и ее глаза были красными и опухшими. Не берите в голову то, что говорят в фильмах — девушки не становятся красивее, когда плачут.

Это сделало ее более … человечной.

— Почему пришел ты? — спросила она, наконец, когда виски был выпит до тонкой янтарной линии у основания стакана. Более спокойная теперь — возможно, притворство — но по крайней мере она не тряслась так, будто собиралась распасться на части. — Почему не Клэр? Она хорошая, — она попыталась сделать это похожим на оскорбление, но в ее сердце не было этого.

— Я подумал, возможно…

— Возможно, это заставило бы тебя чувствовать себя лучше из-за сестры? — спросила она и допила алкоголь. — Каково тебе? — ее рука дрожала.

Я не отвечал. Я серьезно обдумывал полученный укол, который был всеми видами несправедливости. Моника протянула пустой стакан мне, и я отложил его.

— Я надеялась на добавку, — сказала она.

— Ты не нуждаешься в этом. Последнее, что тебе нужно — это напиться прямо сейчас.

— По опыту знаешь?

— Да, — сказал я. Я встретился с её пристальным взглядом. — Ты — злая сука и задира, и я не могу посчитать количество раз, когда я хотел сломать тебе шею. Но мне отчасти нравился твой брат. Именно поэтому я пришел.

Она глубоко вздохнула, но не ударилась в слезы снова. Это прошло, по крайней мере, пока. Я ждал мгновенного возвращения. Не появилось. Наконец, она сказала:

— Он всегда говорил, что надеялся, что будет принят, — она предприняла странную небольшую попытку посмеяться. — Большинство детей думает так, но я думаю, что он был прав. Он заслуживал лучшего, — она снова вытерла глаза. — Дерьмо. Я не могу поверить, что позволяю тебе видеть меня в таком виде. Ты никогда не позволишь мне забыть об этом, не так ли?

Я немного помолчал, а затем спросил:

— Ты будешь в порядке?

На сей раз смех был немного более распознаваемым, но пустым, как будто она была пуста внутри.

— Нет, — сказала она. — Но спасибо так или иначе. Что не…

Что не стоял улыбаясь, пока она страдала, как она сделала это со мной. Она не сказала это, но, я полагаю, это было тем, что она имела в виду.

— Это то, где мы обнимаемся и говорим, что мы враждующие друзья? — спросил я. — Потому что я бы предпочел пропустить эту часть.

— Тьфу. Абсолютно, — она высморкалась, бросила платок на журнальный столик и вынула другой из коробки. — Я предполагаю, что должна… одеваться или что-то еще, — я мог сказать, что она не знала, что делать, но одевание было исправляющим механизмом Моники. — Поэтому теперь выйди.

Я кивнул и встал. Я поставил стакан на журнальный столик, затем сказал:

— Ричард хотел, чтобы ты поменьше была сукой. Возможно, ты бы захотела подумать над этим, если правда любила его.

Она ничего не сказала, и, наконец, я смог убежать.

Дверь закрылась позади меня, и я прислонился к стене, закрыл глаза, делая глубокий вдох, задыхаясь от прохлады. Я чувствовал странную лихорадку, и немного больным. Никакого удовлетворения вообще.

Каким-то странным образом это было хорошо.

Глава 17

Клэр

Ричард мертв.

Клэр видела его и, так или иначе, она просто не могла… поверить в это. В последнюю секунду она поняла, что произойдет, когда Капитан Очевидность выстрелил из своей винтовки; она просто… знала. Поэтому отвернулась и закрыла глаза.

Она сожалела об этом теперь, как будто она подвела Ричарда. Как будто она была должна ему.

Шейн оставил ее там в главном зале, в то время как Майкл и Ева обнялись, и она чувствовала себя… бесполезной. Одинокой.

И очень, очень опустошенной. Просто все казалось подавляющим. Она так устала от сомнений. Изолированности. Испуга.