Колодец желаний - Эдвард Фредерик Бенсон

Крессвелл приближался к католической церкви, когда позади него вдруг раздались четкие, словно бы хрусткие шаги, и тут он впервые вспомнил о том, что случилось на этом самом месте несколькими днями ранее. Он замер и прислушался – но ни звука не нарушило тишины; резко обернулся – улица казалась пустынной. Он пошел дальше, теперь помедленнее – снова шаги следовали за ним, не догоняя его, но и не отставая; если судить по уровню шума, некто находился менее чем в сотне метров от Крессвелла. И тут ему на ум пришло очевиднейшее объяснение: да ведь он слышит эхо собственных шагов! Он пошел быстрее – шаги тоже ускорились; он остановился – затихли и они. Ведь это яснее ясного, рассуждал Крессвелл, не ощущая ни тени беспокойства, ни даже намека на приближение таковой. Монеты, возвращенные ему иронией судьбы, он опустил в ящик для пожертвований; нашел странным, что они, падая, не звякнули. «Невелика прибыль для этих, в бурых рясах; разве что новые четки купят», – сказал себе Крессвелл, постоял еще немного у церковных дверей и повернул к своей калитке, сопровождаемый эхом шагов. Едва оказавшись в саду, он спрятался за мирт, что рос у самой дорожки, и стал смотреть на улицу – нет ли там кого? Отсутствие малейшего движения подтвердило теорию насчет эха; Крессвелл только подивился, что прежде не замечал сего эффекта.

С тех пор он взял себе за правило ходить из клуба домой пешком. Порой – но не всегда – шаги следовали за ним, что противоречило теории эха, столь разумной, столь рациональной. Однако эта мелочь не тянула на повод для беспокойства; Крессвелл тревожился только иногда, если, проснувшись среди ночи, обнаруживал, что мысли его, все еще вялые, все еще не подвластные контролю, с достойным иного применения усердием тщатся уяснить природу этого странного явления. Обычно дурное предчувствие испарялось, Крессвелл снова впадал в сон без сновидений; бывало и так, что повышенный уровень тревоги заставлял его бодрствовать, и лишь усилием всех своих чувств Крессвелл отгонял ее. Но имело место и третье состояние – между сном и ясным рассудком; тогда в некоей потаенной каморке разума что-то чутко прислушивалось, что-то испытывало страх. Полностью проснувшись, Крессвелл думать забывал про шаги – как не думал он, не вспоминал о ливанце-оборванце, которого выселил из дому, свидетелем чьего погребения невольно сделался.

В начале декабря к Крессвеллу на неделю приехал из Каира его кузен и партнер по сахарному бизнесу. Билла Крессвелла прекрасно характеризовало словцо «неуемный»; нередко после ужина в клубе он оставлял своего кузена предаваться бриджу в компании приятелей, а сам, с дубликатом ключа в кармане, отправлялся на поиски более острых ощущений. Однако вечер накануне своего отъезда Биллу пришлось провести с Джоном – александрийские веселые кварталы «постигло затишье», так что кузены после ужина вместе покинули клуб.

– Погода хорошая, давай пройдемся пешком, – предложил Джон. – Нет ничего лучше прогулки, когда подзаправишься спиртным. Сам сейчас увидишь, как мозги прояснятся. Да и вообще я настроен на прощальный родственный вечер, ведь ты завтра уезжаешь, а мы еще не обсудили кое-какие дела.

Билл согласился. Кафе закрылись, податься ему было некуда.

– Александрийская ночная жизнь каирской не чета, – бросил он. – Вы укладываетесь спать, как раз когда мы выходим на поиски приключений. Нет, ты не подумай, Джон, – я отлично провел время у тебя в гостях. И парни из клуба мне понравились, и бренди у вас тут – высший сорт.

Он остановился и унылым взором окинул пустынную улицу.

– Ни души. И жалюзи опущены. Все дрыхнут. Что ж, настроюсь и я на родственный вечер.

В молчании кузены двинулись дальше. Вдруг за их спинами, отчетливые, безошибочно узнанные Джоном, раздались шаги, и он поймал себя на мысли о том, что только и ждал их, напрягая слух. Джон Крессвелл обернулся.

– В чем дело? – спросил Билл.

– Странная штука. Вот уж который вечер, возвращаясь из клуба, я слышу за собой шаги; правда, выпадают и такие вечера, когда шагов нет. Вот и сейчас тоже, – объяснил Джон.

Билл, перебравший с вином, хихикнул.

– Везунчик! Впрочем, я предпочитаю, когда за мною крадутся примерно в час ночи. Из этого, бывает, кое-что получается. А этих твоих шагов я не слышу.

Они пошли дальше; вновь, отчетливее прежнего, Джон уловил звуки, недоступные слуху его кузена. «Это эхо, – сказал он себе, как говорил раньше. – Но почему оно повторяет лишь мои шаги – ведь я сейчас не один, а с Биллом?» При этой мысли страх дохнул на Джона холодком – впервые такое случилось во время бодрствования. Словно ледяная рука сжала на секунду его сердце – но не сильно, не больно, а почти нежно. Впрочем, они были уже рядом с калиткой, которая вскоре за ними захлопнулась.

Назавтра Билл вернулся к более насыщенной жизни в Каире. Джон Крессвелл посадил кузена в поезд и выбирался теперь из толпы зевак, носильщиков и пассажиров. Внезапно до его слуха донеслись те самые звуки. Почему-то Джон выделил их, вычленил из множества аналогичных; наверное, мозг просто подал ему сигнал: вот, мол, они, шаги, следуют за тобой. В офис он поехал на такси, но, когда поднимался на крыльцо по белокаменным ступеням, шаги раздавались позади него. И снова легкое пожатие холодных пальцев как бы подтвердило: да, невидимка здесь, рядом. Правда, на сей раз пальцы будто бы надавили еще и на кнопку в мозге, и в черепной коробке что-то прозвенело резко и жутко. Разумеется, человек столь трезвомыслящий, столь чуждый фантазии мог лишь презирать все эти россказни о духах, привидениях и назойливых призраках. Разумеется, он, Джон Крессвелл, только рад был бы увидеть воочию существо, знакомое ему по шагам, – с тем, чтобы расхохотаться этому существу в лицо. Пусть это будет скелет или некто закутанный в покрывало; пусть он приблизится – тогда Джон Крессвелл ткнет в него тростью и докажет себе, что перед ним – пустое место. Что бы ни предстало его глазам – все лучше, чем знаки, подаваемые невидимкой, все не так тревожно.

После доброй порции спиртного Джон Крессвелл взял себя в руки – иными словами, весь рабочий день не слышал звуков, которые уже пустили в нем ростки страха. Как бы то ни было, он настроился бороться, ибо понял: беспокоит его не что иное, как собственный страх. Наверное, нервишки расшалились; наверное, он просто переутомился. Ничего, после Рождества, если слуховые галлюцинации не отступят, он посоветуется с доктором, ему выпишут что-нибудь тонизирующее или успокоительное, и тогда невидимка уж точно отправится в те пределы, из которых явился. Хотя, кажется, излечение Джона Крессвелла – в руках самого Джона Крессвелла;