Джим Батчер - Перемены

Томас нахмурился, но кивнул.

— Ладно. Наверное, это к лучшему. Куда нам его забрать?

В поле моего зрения появилась Молли и опустилась на колени, чтобы заглянуть мне в лицо. Потом взяла меня за руку.

— Куда-нибудь, где спокойнее, наверное.

Томас медленно вдохнул и выдохнул. Его серебряные глаза сделались еще светлее. Это и пугало до чертиков, и завораживало.

— Я надеялся, ты знаешь хорошее место. Если я, черт подери, и уверен в чем-то, так это в том, что ко мне его нельзя никак.

— У меня и дома своего нет, — обиженно заявила Молли. — Я до сих пор с родителями живу.

— Не хнычь, — ледяным голосом отрезал Томас. — Лучше назови мне какое-нибудь место, где его не убьют.

— Я… — начала, было, Молли, но зажмурилась на секунду и заговорила уже спокойнее. — Извините меня. Я просто… — Она покосилась на Томаса. — Мне просто страшно.

— Я понимаю, — процедил Томас сквозь стиснутые зубы.

— Эм-м-м… — пробормотала Молли. — Что это у вас с глазами такое?

Последовала довольно долгая пауза.

— Это не мои глаза, мисс Карпентер, — ответил Томас. — Это глаза моего демона. Такими вас лучше видно.

— Демона… — повторила Молли. Она пялилась ему в лицо. — Вы голодны. Ну, типа как это у вампиров?

— После такой-то драки? — хмыкнул Томас. — Да я едва рассудок сохраняю.

Оба могли бы, конечно, подумать. Всякий раз, когда чародей заглядывает кому-либо в глаза, он рискует провалиться глубже, в самую душу того, с кем имеет дело. Вы получаете доступ к самой что ни на есть истинной натуре этого человека. Это можно было бы назвать вуайеризмом, когда бы тот человек не мог заглянуть точно так же в вашу душу.

Я всего второй раз в жизни видел, как это проделывает кто-то еще. Один краткий миг они пристально смотрели друг на друга. Потом глаза у Молли вдруг расширились, как у перепуганной оленихи, и она резко вздохнула. Теперь она смотрела на него, чуть повернув в сторону подбородок — словно безуспешно пыталась отвести взгляд.

Томас сделался неестественно неподвижен, и хотя глаза его также расширились, он напоминал мне скорее пригнувшегося перед прыжком кота.

Молли чуть откинулась назад, и с губ ее сорвался негромкий стон. Глаза ее наполнились слезами.

— Господи, — произнесла она. — Господи. Нет. Нет, как вы прекрасны. Господи, вам ведь так больно, вам столького не хватает. Дайте я вам помогу… — Она схватила его за руку.

Томас не шелохнулся от ее прикосновения. Ни единый мускул не дрогнул. Глаза его очень медленно закрылись.

— Мисс Карпентер, — прошептал он. — Не трогайте меня. Пожалуйста.

Рука Томаса дернулась быстрее, чем мог уследить глаз. Он перехватил ее запястье своими бледными пальцами, и она негромко охнула. Он открыл глаза, пристально посмотрел на нее, и Молли задышала чаще. Соски ее отвердели и рельефно проступили сквозь тонкую футболку, рот приоткрылся с едва слышным стоном.

Кажется, я пытался что-то сказать в знак протеста. Ни тот, ни другая этого не услышали.

Он придвинулся к ней вплотную — движение вышло одновременно кошачьим и змеиным. Молли затрясло. Она облизнула губы и подалась навстречу ему. Губы их встретились, тело ее дрогнуло, напряглось и застыло. С губ сорвался еще один едва слышный вздох, глаза ее закатились, и Томас вдруг крепко прижался к ней. Молли начала ритмично поводить бедрами. Ее руки поползли вверх и принялись теребить его шелковую рубаху, нашаривая пуговицы, гладя обнаженную грудь…

Мыш врезался в Томаса пушечным ядром.

Столкновение оторвало моего брата от моей ученицы и швырнуло на кирпичный выступ камина. Томас вскрикнул от неожиданности, боли и ярости, но прежде, чем он успел опомниться, зубы Мыша сомкнулись у него на горле.

Пес сомкнул челюсти не до конца — но кончики его клыков погрузились-таки в плоть, и он с рычанием продолжал удерживать Томаса на месте. Рука моего брата осторожно шевельнулась в направлении стальной кочерги, что висит у меня рядом с камином. Мыш заметил это и предостерегающе встряхнул Томаса, отчего зубы погрузились еще глубже. Брат не убрал руки от кочерги, и пес напрягся.

Я усилием воли встряхнулся, приходя в себя.

— Томас, — окликнул я слабым голосом.

Он застыл. Мыш навострил ухо.

— Томас, — прохрипел я. — Не смей. Он защищает девочку.

Томас издал полный боли задыхающийся звук, поморщился и с видимым усилием расслабился, покоряясь. Напряжение медленно покидало его тело, и он поднял обе руки ладонями вверх, чуть задрав подбородок.

— Все, — прохрипел он. — Все. Я в норме.

— Покажи мне глаза, — потребовал я.

Он повиновался. Они снова сделались светло-серыми, только в уголках их мерцали еще серебристые искры голода.

— Мыш, — выдохнул я.

Мыш осторожно разжал зубы, отпустив Томасову шею, отступил на пару шагов и сел, настороженно опустив морду. Взгляд его оставался прикован к Томасу. Зрелище сидящей неподвижно как изваяние собаки показалось мне неестественным, даже зловещим.

— Мне нельзя здесь больше, — произнес Томас. Укусы на его шее припухли и почернели, словно пес кусал его раскаленными докрасна зубами. — Нельзя, пока она такая вот. — Он зажмурился. — Прости. Я не хотел.

Я покосился на Молли — та съежилась калачиком и дрожала, продолжая дышать часто-часто.

— Убирайся, — сказал я.

— Как ты…

— Томас, — перебил я его, и голос мой вдруг окреп от злости. — Ты же мог искалечить Молли. Ты ее вообще мог убить. Мой единственный защитник сидит здесь и пасет тебя вместо того, чтобы дежурить на входе. Убирайся. В таком виде от тебя все равно никакого толку.

Мыш еще раз предостерегающе рыкнул.

— Извини, — повторил Томас. — Извини.

Он обогнул Мыша и вышел, ступая почти беззвучно.

Я посидел с минуту. Мне было больно — практически во всех смыслах этого слова. Все тело неприятно кололо, словно оно затекло во сне, и кровообращение только-только начинало восстанавливаться. Это все огонь Души. Должно быть, я немного перестарался. Страх и адреналин еще некоторое время держали меня на ногах, но теперь действие их иссякло.

Ну, конечно, страх за брата и Молли добавил немного сил — по крайней мере моему голосу, но и этого вряд ли хватило бы надолго. Даже сидеть было больно. И дышать. Любое движение причиняло боль. Правда, отсутствие движения тоже ее причиняло.

Поэтому, решил я, с таким же успехом можно и двигаться.

Я сделал попытку встать, но левая нога решительно отказывалась работать, и мне еще повезло, что я не рухнул поленом на пол. Мыш без предупреждения встал и поспешно вышел в спальню. Я услышал шум, словно он залезает под кровать (при его габаритах ему пришлось бы для этого приподнимать ее спиной). Минуту спустя он вернулся, держа в зубах один из моих костылей, оставшихся от предыдущих увечий.