Стивен Кинг - Игра Джеральда

«Ты не была Лолитой, Джесси, независимо от того, что он заставил тебя думать о себе. Тебя с Лолитой разделяла целая пропасть».

Джесси даже не захотела отвечать. И Руфь, отказываясь молчать, продолжила:

«Если ты все еще считаешь своего милого папочку благородным рыцарем, потратившим всю свою жизнь на то, чтобы защитить тебя от огненного дыхания твоей мамочки-дракона, то тебе лучше обдумать все снова».

— Наткнись. — Джесси стала быстрее сжимать и разжимать ладони. Звякнули цепи; глухо застучали наручники о дерево набалдашников. — Заткнись, чудовище.

«Он все спланировал, Джесси. Неужели ты не понимаешь? Это не было проделано под влиянием момента — изголодавшийся по сексу отец не смог справиться со своей мгновенной страстью; он запланировал это».

— Ты лжешь, — огрызнулась Джесси. Пот катился по вискам большими каплями.

«Разве? Ладно, тогда задай себе вопрос, чья это была идея надеть то летнее платье? То, которое было очень коротким и тесным? Кто знал, что ты станешь слушать и восхищаться, когда он будет убалтывать твою мать? Кто положил свои руки на твою грудь вечером накануне дня затмения и на ком были только спортивные шорты и ничего больше в тот день?»

Внезапно Джесси увидела рядом с собой в комнате Брайана Гамбела, в изящном костюме-тройке и с золотой цепочкой на запястье, стоящего возле кровати, пока парень, стоящий рядом с Моникой, пожирал глазами ее почти нагое тело, прежде чем перевести взгляд на ее потное, пылающее лицо. Брайан Гамбел, снимающий репортаж о Невероятной Прикованной Женщине, склонился над ней с микрофоном.

«Когда ты впервые поняла, что твой отец испытывает к тебе сексуальное влечение, Джесси?»

Джесси разжала ладони и закрыла глаза. Лицо приняло упрямое выражение.

«Мне кажется, что я могу сосуществовать с голосами Руфи и Образцовой Женушки, если уж от этого никуда не деться… даже с непрошеными НЛО-голосами, провозглашающими прописные истины… но я все-таки не хочу, чтобы Брайан Гамбел брал у меня интервью. Даже в своем воображении я протестую против этого».

«Но скажи мне одну вещь, Джесси, — произнес другой голос. Не НЛО-голос, это заговорила Нора Калиган. — Еще одно признание, и мы будем считать эту тему закрытой, по крайней мере сейчас, а возможно, что и навсегда. Хорошо?»

Джесси молчала, насторожившись.

«Когда ты все-таки потеряла контроль над своими чувствами и взбунтовалась, то против кого ты взбунтовалась? Против Джеральда?»

— Конечно, против Дже…, — начала она и вдруг замкнулась, увидев четкий и ясный образ, наполненный смыслом. Это было видение паутинки слюны, свисающей с подбородка Джеральда. Она увидела, как эта паутинка удлинялась, а потом упала рядом с ее пупком. Только маленькая капелька, это было все; не такое уж важное событие после всех тех страстных поцелуев, когда губы открывались навстречу друг другу, а языки переплетались в трепетной жажде; сколько раз они с Джеральдом делили эту естественную влагу тел, в результате чего вместе переболели пару раз гриппом. Не такое уж важное событие до вчерашнего дня, когда он отказался освободить ее, когда она этого хотела, нуждалась в освобождении. Не такое уж важное событие, пока она не ощутила этот слабый печальный запах минералов, ассоциировавшийся у нее с запахом воды из колодца Черного озера и с запахом самого Черного озера в жаркие летние дни… например, как в тот день двадцатого июля 1963 года.

Она увидела слюну, а подумала о сперме.

«Нет, это неправда, — попыталась мысленно возразить себе Джесси, но в этот раз ей не понадобился обвинитель в лице Руфи Ниери. Она и сама знала, что это было правдой. — Это его проклятая сперма». Это была ее конкретная мысль, после этого она утратила способность мыслить связно, по крайней мере на какое-то время. Вместо обдумывания она сделала рефлекторное движение, что есть силы толкнув его одной ногой в живот, а другой — в пах. Не слюна, а сперма, не какое-то новое отвращение к игре Джеральда, а старый ужас неожиданно всплыл на поверхность, как морское чудовище.

Джесси взглянула на искалеченное тело своего мужа. Слезы навернулись ей на глаза, но потом чувство сожаления прошло. Она подумала, что в Департаменте Выживания посчитают слезы непозволительной роскошью, по крайней мере в настоящий момент. Однако она все же сожалела — сожалела, что Джеральд мертв, конечно, сожалела, но все же больше ей было жаль себя, оказавшуюся в таком положении. Ее глаза скользнули чуть выше тела Джеральда, и Джесси болезненно и горько улыбнулась.

— Кажется, это все, что я могу сказать сейчас, Брайан. Передай мои наилучшие пожелания Вилларду и Кати, и, между прочим, не мог бы ты расстегнуть эти наручники прежде чем уйти? Мне бы действительно этого хотелось.

Брайан не ответил. И Джесси абсолютно этому не удивилась.

23

«Если ты все же собираешься выжить в этом опыте, Джесс, мне кажется, что тебе было бы лучше перестать ворошить прошлое и подумать о том, что ты собираешься делать в будущем… начиная со следующих десяти минут. Мне не кажется, что это очень приятно умирать от жажды на этой кровати, ведь так?»

— Нет, не очень приятно… — И Джесс подумала, что жажда — это не самое страшное. Муки распятой, как на кресте, плоти мучили ее уже со времени пробуждения, взлетая и скрываясь, как какой-то ужасный тонущий предмет, недостаточно тяжелый, чтобы совсем затонуть, но и не вполне легкий, чтобы полностью всплыть на поверхность. Готовясь к занятиям по древней истории, Джесси читала об этом дивном старинном методе мучений и пыток и была удивлена, узнав, что прибивание рук и ног гвоздями — это только начало. Подобно подписке на журналы и карманному калькулятору, распятие было подарком, но с ужасным продолжением.

Настоящая работа начиналась с судорог и спазмов мускулов. Джесси смутно понимала, что боли, от которых она страдала до сих пор, даже та, положившая конец первой волне панического страха, были только цветочками по сравнению с тем, что ожидало ее впереди. Они будут терзать ее руки, диафрагму, брюшную полость, медленно, но верно становясь сильнее, сокращая свой ритм со временем, расширяя поле своей деятельности. Руки и ноги будут все сильнее неметь — неважно, как усердно будет она пытаться восстановить кровообращение, но онемение не принесет облегчения, к тому времени ее уже будут мучить спазмы в груди и животе. Ее руки и ноги не были прибиты гвоздями, и она лежала, а не висела на перекладине, как какой-нибудь умирающий гладиатор на обочине дороги в фильме «Спартак», но эти различия только продлевали агонию.