Кровавые легенды. Русь - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич

class="p1">– Подруга, что у тебя с голосом такое? Что там происходит? – встревоженно спрашивала Алена, наконец дозвонившаяся до Ксении. – Ладно, не суть! Я тебе сейчас все расскажу. Все, что мне открылось…

Но та не слышала ее слов – она видела их. Слова Алены предстали в ее глазах пузырящимися гнойными выплесками, которыми ухо неведомого существа плевало в нее. Ксения разжала пальцы, ухо полетело на пол. И там оно продолжало плеваться гноем, будто маленький грязевой гейзер, когда Алена разговаривала с подругой через динамик смартфона. Ксения резко помотала головой, стряхивая налипшую гадость.

– Ее зовут Снежана… – говорила Алена; голос вился комариным писком над смартфоном, лежащим на полу.

* * *

Снежана познакомилась с Петром после концерта в баре «Кельвин». Познакомила их ее сестра-близняшка, которая закрутила роман с Глебом, лидером группы. Они тогда сидели на двух диванах за столиком для четверых: Томислава и Глеб на одной стороне, Снежана и Петр – на другой. Томислава болтала без умолку, рассказывала, как они со Снежаной занимаются особой, редкой магией:

– Это другая магия. Она на другом мировоззрении основана. Есть магия белая, черная…

– Красная, зеленая, – подхватил Глеб.

– Да хоть какая! Цвета – это все чушь. Это все равно что пули для автомата раскрасить разными цветами и сказать: вот это белая пуля, это черная пуля, это красная… Пуля есть пуля, и все. Так и магия есть магия. Цвет – ну, это такая незначительная частность.

«Незначительная частность?» – подумал Петр, глядя на Томиславу и косясь на Снежану, сидевшую рядом с ним. Одна сестра казалась зеркальным отражением другой. Красивые, высокие, гибкие, длинноногие, лица смуглые, с чертами то ли итальянщины, то ли цыганщины. Обе одеты в одинаковые обтягивающие платья настолько яркого красного цвета, что платья, казалось, кричали и вопили. У обеих падали на плечи копны беспросветно-черных волос. У обеих длинные ногти светились голубым флуоресцентным лаком. У обеих губы выкрашены в один вишневый цвет. У Петра мелькнула мысль, что это, возможно, и не две женщины вовсе, а одна, раздвоившаяся волшебным образом.

– У магии всех цветов одно и то же мировоззрение, одни принципы, – продолжала Томислава, – ну, может, цели немного разные. А у нас мировоззрение другое, поэтому магия другая совершенно. Наша магия – сказочная.

– Сказочная? – заинтересовался Петр.

– Именно. Обычная магия – это наука…

– Да какая она наука, к чертям собачьим! – перебил Глеб.

Томислава посмотрела на него снисходительно и продолжила:

– По крайней мере, сами маги так считают. Алистер Кроули говорил, что магия – это наука и искусство вызывать изменения в соответствии с волей. Ученые могут не соглашаться и отказывать магии в научности, но в их научной позиции есть свои червоточины. Нам ведь всем с детства вдалбливали в голову про такого великого ученого Джордано Бруно, дескать, последователь Коперника, повлиял на дальнейшее развитие астрономии, высказал ряд предположений в космологии, которые опередили свое время, и все такое. Но этот Бруно занимался магией. У него и трактат есть, называется «О магии», и Бруно там пишет, что три главных типа магии – это божественная, физическая и математическая, и все эти типы магии имеют одинаковые принципы, согласные с принципами наук – с геометрией, арифметикой, астрономией, оптикой. Можно считать, что магия – это псевдонаука, пусть так, но хоть псевдо, а все-таки наука, стало быть, наукообразность у магии есть, какие-то шаблоны научного мышления в ней применяются, пусть криво и косо. Даже теология – это своего рода наука. Вы, мальчики, читали, что академик Раушенбах писал про теологию и математику? В «Вопросах философии» эта статья была. Раушенбах – который физик и математик, один из основателей советской космонавтики. Не читали, нет? – Томислава усмехнулась; снисходительность, с которой она смотрела на Глеба и Петра, просто зашкаливала. – Он говорил, что математика построена на формальной логике, и та же самая формальная логика применяется в теологии, поэтому в математике можно найти объект, изоморфный главному объекту теологии, Святой Троице. Изоморфный – значит обладающий той же структурой. Формальная логика лежит в основе и науки, и теологии, и магии, разве что применяется к разным объектам и цели у нее разные, но это все та же логика. И основные принципы те же. Вот есть законы – законы математики, физики, химии, биологии, музыки, медицины, лингвистики, теологии, магии, – и если ты их знаешь, то можешь использовать в своих целях. Ты нашел рычаги давления, ты нажимаешь на них в нужной последовательности и получаешь результат, на который рассчитывал. Так делается везде, от высших сфер до самых низших бытовых, без формальной логики и ее принципов даже пельмени на кухне не сварить. Но у нас все по-другому. У нас принципы другие. Наша магия не подчиняется формальной логике. Она только может местами прикрываться формальной логикой, но в основе своей не имеет с ней ничего общего. Сила нашей магии не в логике, не в знании каких-то законов и принципов действия, а в сказке…

– В чем сила, брат? – язвительно вставил Глеб. – Вот некоторые говорят, что сила в правде, но сила в сказке. А сказка-то – неправда…

Томислава продолжала, не обращая на него внимания:

– Есть мир с его научными законами, а есть сказка, и в ней никакие науки не имеют смысла. В сказке главное – желания и их исполнение. В мире, который основан на формальной логике, загадывать желания бессмысленно, в нем надо находить рычаги воздействия – и воздействовать. А в сказке ты просто загадываешь желание – и оно исполняется. Это совершенно другая логика, другое мировоззрение, другие принципы бытия. Но! – Томислава подняла вверх указательный палец с голубым ногтем. – Вся фишка в том, что загадывание желаний иногда срабатывает в нашем научном мире. Не всегда, но иногда ой как срабатывает! И о чем это говорит?

Он направила свой жуткий ноготь на Петра, прищурилась поверх пальца, словно целилась из пистолета, и повторила вопрос:

– О чем же это говорит?

Снежана, сидевшая рядом с Петром, потянулась губами к его уху и шепнула подсказку:

– О том, что сказка где-то рядом.

Петр бросил на Снежану искру косого взгляда и ответил Томиславе:

– Наверное, это говорит о том, что сказка все-таки существует и у нее есть какие-то точки соприкосновения с нашим научным миром. Так?

– Точно! – одобрила Томислава, поднимая свой палец и дуя на него, как на дымящийся ствол пистолета.

– Петруха у нас сказочник, – ухмыльнулся Глеб. – Тосты какие предлагает, а! За сказочный город в конце пути, говорит, давайте выпьем. И пьем. Да, пьем. Любимый у него тост.

– Что, правда?! – встрепенулась Снежана.

Петр улыбнулся. Она легонько подтолкнула его локтем.

– Так