Страшные истории для бессонной ночи - Лилия Белая

Грегори словно опомнился. Ярость в его глазах уступила место смятению. Он отпустил Иду и понуро повесил голову.

— Сюда никому нельзя, Аделаида… Никому… Пожалуйста, уходи и не смей заходить сюда вновь… — с неимоверной горечью в голосе проговорил он.

Прикрыв глаза, Грегори замер, словно мраморное изваяние. Ида ощутила, что нечто причиняет ему неимоверные страдания. От этого она на мгновение забыла о страхе.

— Н-но… — Ида тихонько сжала запястье мужа, желая как-то поддержать, утешить его.

Грегори небрежно отнял руку, снова вспыхнув:

— Убирайся! Чего тебе непонятно?!

Ида попятилась, а затем, достигнув порога, побежала прочь, сдерживая рвущиеся из груди рыдания.

Жгучая обида, боль и непонимание перемешались в ней. Она чувствовала себя глубоко несчастной. Она ничем не заслужила такого отношения! Она не сделала ничего дурного! Сперва Грегори не замечал ее, а теперь это! Ида не знала, что делать. Ей казалось, что она в ловушке. Как бы ей хотелось собрать свои немногочисленные пожитки и уехать, но она не могла. После свадьбы ее жизнь всецело принадлежала мужу, и Ида никогда не обрекла бы себя и свою семью на позор и бесчестье. Кроме того, ее родные нуждались в деньгах, которые Грегори уплатил им…

Она заперлась в своей комнате и проплакала до ночи. Несколько раз стучалась служанка, предлагая ей перекусить, но Ида не откликалась.

За окном давно стемнело, когда она снова услышала тихие шаги в коридоре, как в свою первую ночь в Алмонд-хаусе. На этот раз в дверь постучали. Ида не отозвалась.

Стук повторился, а затем послышался встревоженный голос Грегори:

— Аделаида, это я… Прошу, открой. Нам нужно объясниться… Я поступил очень дурно, обидев и напугав тебя. Ты не заслужила моего гнева. Прости меня… Я пойму, если ты не захочешь меня видеть, но тебе нужно поесть…

Пусть в словах мужа звучало искреннее раскаяние и даже нежность, но этого Иде было мало. Она все еще ощущала острую досаду и не могла просто так снести столь вопиющую несправедливость.

Грегори еще какое-то время провел у ее порога, пытаясь уговорить впустить его, но Ида стоически держалась и молчала, несмотря на то что ее юное доброе сердце оттаивало с каждой минутой. К несчастью, когда Ида наконец решилась простить Грегори, он уже ушел.

Увидев безлюдный темный коридор и серебряный поднос с провизией, Ида тяжело вздохнула. Не повела ли она себя слишком упрямо?.. Бесчисленные наставления матушки и тетушек перемешались в голове. Она помнила, что должна быть послушна, но ведь он накричал на нее ни за что ни про что… С чего бы ей его слушаться?..

Внезапно за окном раздался какой-то шум. Ида подошла к балконной двери и опешила. По ту сторону стекла стоял Грегори, очевидно перебравшийся с соседнего балкона на ее балкон. Он приложил ладонь к стеклу и посмотрел на нее взглядом, полным сожаления.

Какое-то время Ида вглядывалась в печальные темные глаза мужа, а затем приложила свою ладонь к его ладони через стекло.

«Прости меня», — прочитала она по его губам.

— Я думала, такие серьезные джентльмены, как вы, сэр, не лазают по стенам и балконам, — мягко проговорила она, приоткрыв дверь. — Я не хочу, чтобы вы сорвались и переломали себе все кости, поэтому, так и быть, заходите…

Помирившись, они полночи проговорили обо всем на свете. Грегори рассказал о своей учебе в Тринити-колледже, о путешествиях за границу, о занятиях живописью, которые не поощрялись его отцом, а также о любви к своей первой жене.

— Когда Аликс не стало, я был сам не свой… Я оставил ту комнату в том же виде, в каком Аликс покинула ее. Я почти не захожу туда и не позволяю остальным. Не знаю, почему дверь была открыта, но уверен, что ты здесь ни при чем. Еще раз прости за мою грубость… Если хочешь, я прикажу все там убрать и закрыть мебель чехлами. Возможно, уже пора… Да и мало кому понравится такое соседство.

Ида не ощущала ревности, только сочувствие. Поэтому она накрыла ладонь мужа своей и сказала:

— Нет, пусть все останется как есть, пока ты сам не сочтешь нужным что-либо поменять. Меня эта комната ничуть не смущает… Выходя замуж, я знала, что ты вдовец, и приняла это, как и все твое прошлое. Оно не должно тяготить меня и мешать нашему будущему.

— Ты мудра не по годам, Аделаида… Я сразу понял это, когда впервые увидел твои глаза.

— Ида, — смущенно улыбнулась она. — Пожалуйста, зови меня просто Ида, раз уж мы теперь одна семья…

— Хорошо, Ида, — чуть улыбнулся он и словно помолодел.

Прикрыв глаза, они чуть соприкоснулись лбами, крепко держась за руки. Тут Грегори нежно поцеловал ее в лоб, а затем хотел было поцеловать в губы… У Иды перехватило дыхание. Она еще ни разу в жизни не целовалась! Но вдруг порыв ветра распахнул прикрытые двери балкона, отчего одна ваза упала и разбилась вдребезги.

Ида с мужем невольно отпрянули друг от друга.

Не зная, куда деваться от смущения, Ида бросилась к осколкам, чтобы убрать их, но Грегори остановил ее.

— Не нужно, оставь до утра. Не хватало еще, чтобы ты порезалась. Уже поздно, Ида. Тебе нужно отдохнуть.

Грегори снял с мизинца простое железное кольцо и надел его Иде на палец. Оно оказалось ей великовато, но все-таки держалось.

— Я хочу, чтобы оно было у тебя, — задумчиво сказал он. — Это оберег. Не снимай его. Хорошо?

Ида обещала не снимать.

— Спокойной ночи, милый друг, — ласково сказал он, поцеловал ее руку и ушел.

— Спокойной ночи… — чуть слышно прошептала Ида ему вслед, чувствуя странное тепло, растекающееся от груди по всему телу.

III

Пролетели еще две недели. Казалось, лед тронулся. Ида и Грегори все больше узнавали друг друга и потихоньку сближались, однако что-то все еще стояло между ними. Какая-то незримая преграда, не позволявшая их сердцам и душам соединиться. Поэтому супружеских отношений между ними по-прежнему не было.

Тем не менее жизнь понемногу налаживалась. С той памятной ночи, когда Грегори подарил Иде железное кольцо, ее больше не мучили кошмары. Она спала хорошо, порой даже сладко, а проснувшись, всегда чувствовала прилив сил… Ида также нашла общий язык со слугами и была представлена соседям, которые оказались премилыми людьми. А еще пришли теплые письма из отчего дома… В общем, все способствовало тому, чтобы Ида воспрянула духом.

Они с мужем часто выезжали в открытом экипаже. В такие моменты Грегори всегда преображался. Но стоило им повернуть к дому, как к нему возвращалась привычная угрюмость, словно он вспоминал о каком-то тайном бремени, которое вынужден