Стивен Кинг - ОНО

Рядом с телефоном.

Вот я прикасаюсь к нему свободной рукой… Она соскальзывает… цепляется за отверстия на диске… цифры, которые могут соединить меня с ними, старинными моими приятелями.

Мы уйдем вместе.

Мы вместе погрузимся во тьму.

Есть ли оттуда обратная дорога?

Не уверен.

Боже, помоги, я не хочу звонить им!

Помоги, Господи!

ЧАСТЬ II

ИЮНЬ 1958

Мой возраст — на моем лице.Но юным я себя не помню.

Ах, я просто схожу с ума…Нет спасенья от летнего блюза

Глава 4

БЕН ХЭНСКОМ ВЫПАДАЕТ В ОСАДОК

1

В 11.45 вечера одну из стюардесс, обслуживавших первый класс рейса № 41 «Юнайтед Эрлайнз», следовавшего по маршруту Омаха — Чикаго, чуть не хватил удар. В течение нескольких секунд она находилась в плену навязчивой идеи, что пассажир, занимавший кресло 1-а, мертв.

Когда он сел в Омахе, стюардесса подумала про себя: «Ну ты даешь, парень. Это ж надо так нажраться». От пассажира исходило сильное алкогольное «амбре», что почему-то напомнило ей об облачке пыли, вечно окружавшем, как ореол, грязного мальчишку на взлетно-посадочной полосе — его прозвали «Пиг Пен». Еще она с беспокойством подумала о первом обслуживании, потому что практически не сомневалась, что парень потребует выпивку и, возможно, двойную. Тогда ей придется решать: давать ему или отказать. А уж удваивать поистине смехотворно: по всему маршруту из-за ночной грозы полно воздушных ям. Она была убеждена, что в один прекрасный момент этот долговязый парень в полосатой рубахе и джинсах начнет блевать.

Но когда пришло время первого обслуживания, пассажир заказал лишь стакан содовой — вежливый до невозможности. Сигнал обслуживания у него не горел, и вскоре стюардесса забыла о нем: работы было более чем достаточно. Фактически полет был как раз таким, о которых хочется побыстрей забыть и в которых — если остается время — думаешь о собственной тяжелой доле.

Рейс № 41 «Юнайтед» маневрировал между клочковатыми грозовыми карманами подобно заправскому слаломисту. Погода была зверской. Пассажиры вскрикивали и отпускали тревожные замечания насчет молний, сверкавших среди облаков то здесь, то там. «Мамочка, это Боженька рисует ангелов?» — интересовался ребенок, и его позеленевшая мать вымученно улыбалась. Первое обслуживание этой ночью стало и единственным. Надпись «Пристегните ремни» продолжала гореть и через 20 минут после начала полета. Все стюардессы оставались в проходах, отвечая на беспрерывные вызовы, походившие на взрывы хлопушек.

«Ральф ночью занят», — бросила ей проходившая мимо старшая стюардесса; она направлялась к иностранцу со свежим пакетом «от воздушной болезни». Старая песня. Ральф всегда занят, если на маршруте трясет. Самолет провалился в очередную яму, кто-то приглушенно охнул, стюардесса слегка развернулась, балансируя при помощи свободной руки, и взгляд ее наткнулся на широко раскрытые, невидящие глаза человека в кресле 1-а.

«О Боже, он мертв, — пронеслось у нее. — И сел-то в стельку пьяным, а тут еще тряска… сердце не выдержало».

Взгляд долговязого был направлен прямо на нее, но глаза оставались неподвижными. Остекленевшими. Как у мертвеца.

Усилием воли стюардесса заставила себя оторваться от этих стеклянных безжизненных глаз. У нее участился пульс, сердце рвалось наружу. Бедняга была в замешательстве: что делать, как поступить. Благодарение Господу, что, по крайней мере, у него нет соседа: некому паниковать. Девушка решила сначала посвятить в это старшую стюардессу, потом сообщить в кабину. Возможно, его завернут в одеяло и прикроют глаза. Табличку о ремнях придется оставить включенной; тогда, даже если они выйдут из облачности, никто не будет таскаться в этот сортир, а на посадке все подумают, что пассажир просто спит…

Пока эти мысли ускоренным маршем проходили через ее сознание, пустой и безжизненный взгляд не отрывался от нее… и вдруг покойник поднял стакан с содовой и отпил глоток.

В этот момент самолет сильно тряхнуло, он накренился, и слабый крик испуганной стюардессы потерялся среди куда более громких криков, в которых был неприкрытый ужас. Глаза парня переместились — слегка, однако достаточно, чтобы стюардесса с облегчением поняла, что он жив и видит ее. У нее мелькнуло: «Надо же, дурища, за мертвеца сочла, а он просто был в своих 50-х… А ведь ему далеко до старости, несмотря на седину». И стюардесса подошла к нему, игнорируя настойчивые вызовы позади себя. (Конечно, Ральф сильно занят: после их приземления через тридцать минут в О’Хара стюардессам нужно будет избавляться от семи десятков пакетов с блевотиной.)

— Все в порядке, сэр? — улыбнулась парню стюардесса — правда, улыбка получилась несколько натянутой.

— Все в порядке, благодарю вас, — откликнулся пассажир. — Все прекрасно. — Стюардесса взглянула на корешок авиабилета и отметила, что его зовут Хэнском. — Правда, слегка трясет, не находите? Думаю, что у вас прибавилось работы. Право же, не стоит тратить на меня время. У меня… — он одарил ее вымученной улыбкой, вид которой вызвал у нее ассоциацию с оскалом пугала в стылом ноябрьском поле. — У меня все в порядке.

— Просто вы выглядели… (мертвецом) …слегка нездоровым.

— Я задумался о своем детстве, — объяснил парень. — Только этим вечером я понял, что оно было, по крайней мере, убедился в этом.

Звенели вызовы.

— Будьте любезны, стюардесса? — нервно названивал кто-то.

— Ну если вы убеждены, что вам ничего не надо…

— Я задумался о запруде, которую мы с друзьями строили, — продолжал Бен Хэнском. — С моими, наверное, единственными друзьями. Точнее, это они строили плотину, а я… — он прервал самого себя, глаза неожиданно зажглись, и Бен рассмеялся — открытым, беззаботным смехом мальчишки, совершенно не подходящим к ситуации в самолете. — …загляделся на них. Вот и все, что я сделал. В конце концов они чертовски напортачили с этой запрудой. Это я помню.