Ночью почты нет - Василий Сергеевич Завадский

Щёлкнула дверная собачка, последовали шаркающие, осторожные шаги. Костя сделал большой глоток, вновь закурил. После бутылки бренди сон намеревался взять своё. Мужчина взглянул в окно. Сгущались ранние зимние сумерки.

***

Оставив в стороне рациональное мышление, Костя на секунду допустил реальность происходящего: «Почему этот тип с гробом не убил свою жену?»; «Каким образом слова в письме относятся непосредственно к нему?»; «Для чего тягать за собой гроб?». Эти и многие другие вопросы роились в его голове, но, позволяя мыслям оставаться всего лишь мыслями, Костя второпях зашнуровывал ботинки. До закрытия магазина оставалось меньше часа, а последствия дневного сорокаградусного «причастия» давали о себе знать. Костю мучило ужасное похмелье, совсем несвойственное для этого времени суток. Близилась полночь.

Мужчина поднял воротник пальто, проверил бумажник во внутреннем кармане, надел перчатки, взял ключи и уже собирался покинуть квартиру, как его внимание привлёк непонятный звук, доносившийся из его спальни. Костя, не разуваясь, проследовал в комнату. Звук доносился из-за окна, выходящего во двор. Будто голубь чистил клюв о металлический подоконник. Не включая свет, Костя подошёл к окну, отдёрнул штору. Источник звука он так и не обнаружил, да и это уже не имело никакого значения. Напротив окна, под лёгким снегопадом, в тёплом свете одинокого фонаря, стояла фигура с гробом. Существо, кем бы оно ни было, медленно махало Косте согнутой в локте рукой.

Костя в панике побежал на кухню. На сей раз, он был намерен действовать решительно. Рывком выдвинув ящик стола, он хаотично расшвыривал по сторонам столовые приборы в поисках единственного холодного оружия в этом доме: ножа для масла. Какую пользу он мог сослужить в сложившейся ситуации, было известно только самому Косте. На этот раз Костя будет готов. Он вызовет милицию, как только закончит с поисками оружия.

– Почему ты мне не пишешь, папа? – раздался за спиной тонкий, такой родной голос.

Подпрыгнув от испуга, Костя резко обернулся. Он едва удержался на ногах, чудом успев схватиться за подоконник. На круглом кухонном столе, на котором ещё минуту назад покоились пустая бутылка бренди, пепельница и солонка, стоял маленький, словно игрушечный, детский белый гробик. В гробу, одетая в такое знакомое бело-голубое платье, сидела покойная дочь Кости. Лысая от химиотерапий, беззубая, она смотрела на него широко раскрытыми стеклянными карими глазами. Кожа девочки была обварена, а квартиру наполнил запах ладана и вареного мяса. Такой, какой бывает при варке холодца. Воздуха не хватало, Костя чувствовал, что теряет сознание.

В чувство его привёл уже знакомый глухой удар в дверь квартиры. Костя прекрасно знал, кого он увидит в дверном глазке. На сей раз, ночной гость был менее тактичен и, опустив всякие формальности, начал выламывать дверь, умело орудуя гробом, словно тараном. Девочка всё так же сидела в гробу. Пунцовые губы ребёнка растянулись в отвратительной ухмылке, обнажив чёрные дёсны. Под леденящий хохот продолжались удары в дверь. Пути к отступлению не было. Костя, дрожащими от страха и абстиненции руками, пытался открыть шпингалеты на оконных рамах.

– Ты бросишь меня так же, как бросил маму? – всё тем же родным голосом спросило сидящее в гробу существо.

Старые окна не поддавались. Схватив стоящий на подоконнике горшок с геранью, Костя разбил стекло. В глазах темнело, воздух заканчивался. Мужчине казалось, что его словно душат мокрым тёплым одеялом. Костя, держась за батарею, сполз на пол. Сквозь пелену в глазах он видел ускользающую от него зыбкую реальность. Реальность, в которой со всех стен кухни на него смотрели печальные, лишённые век, карие глаза.

***

Тело Кости Лазарева, вернее гроб, в котором оно было заперто, обнаружила тётя Маша. Именно она и вызвала милицию в первом часу ночи, после того как бесконечный грохот на втором этаже, по её словам, так мешающий душевному покою пожилого человека, сменился звоном разбитого стекла и мужскими воплями.

Тело Кости было заперто в крепком, обвитом цепью гробу, который обнаружили на кухонном полу посреди осколков стекла, сорванных стенных шкафов и пустых бутылок. Милиция откатала каждый квадратный сантиметр квартиры. Как ни странно, но повсюду, даже на цепи, обвивающей гроб, были лишь отпечатки пальцев самого Кости. Люминол тоже не оправдал ожиданий. Пытаясь получить от пожилой соседки характеристику покойного, сотрудники милиции пришли к выводу, что одинокий мужчина, чьё тело в полиэтиленовом мешке увезли в морг несколько часов назад, был в целом спокойным, одиноким и нелюдимым алкоголиком. На вопрос о семейном положении покойного, Мария Леонидовна лишь разводила руками и твердила о страшном горе, постигшем семью Лазаревых. Говорила о смерти дочери, о разводе и о прочих вещах, о которых любят толковать злые языки, разнося сплетни по всему городу.

Официальной причиной смерти молодого мужчины стал коронарный разрыв. Как выяснилось после вскрытия: сердце не выдержало сильного испуга. «Делирий, не иначе», – скажет позже пожилая соседка Кости с первого этажа.

Со временем, пройдя все круги юридического ада, квартира номер три, в неприветливом доме на окраине сквера, станет социальным жильём. Желающих снять квартиру в этом доме, да ещё и после случившегося, будет немного. Люди по-прежнему будут приходить, удивляться низкой цене, но, не заключая арендный договор, покидать угрюмый дом. Свет в квартире на первом этаже всё также не будет гаснуть до рассвета, ржавый флюгер по-прежнему будет убаюкивать своим скрипом бездомных кошек на чердаке с остроконечной крышей, а тётя Маша, на всякий случай, повесит на почтовые ящики, для забывчивых потенциальных арендаторов, напоминающие шильды с надписью: «Ночью почты нет».