Домой приведет тебя дьявол - Габино Иглесиас

Ла Рейна развернулась и пошла назад в бар, но не остановилась там, а подвела нас к двери в левой стене. Дверь открывалась в другую комнату, в которой никого не было. Она вошла и двинулась дальше параллельно стене. У задней стены была белая дверь, и Ла Рейна открыла ее и остановилась по другую сторону порога, придерживая дверь для нас. Улыбка играла на ее лице.

Помещение, в которое мы вошли, напоминало кабинет. На стенах висели фотографии в рамках и постеры коррид. На стене постанывал большой кондиционер. У задней стены стояли два бугая с АК-47, оружие они держали с такой легкостью, что я сразу же подумал, что они спят с ним. Один из них был мускулист и многими своими чертами напоминал Хуанку, включая татуировки, которые почти целиком покрывали его руки, пальцы, шею и лицо. За ними стоял аквариум таких размеров, каких я в жизни не видел. В нем плавали какие-то крупные темные тени, но вода была такой бурой и мутной, что толком я не мог их разглядеть.

Посреди комнаты за столом сидел смуглокожий упитанный человек с седыми усами. На нем была белая гуайабера[239], украшенная замысловатыми вышивками, начинавшимися на вершинах карманов рубашки и уходившими вниз по его бокам до поясницы. На шее у него висела массивная золотая цепочка с массивным крестом и распятым Иисусом. Дон Васкес.

Он откинулся к спинке стула и сложил руки на животе. Золотые кольца украшали несколько его коротких, напоминающих обрубки пальцев.

– Хуанка, – сказал он, вставая. – Ven aquí y dame un abrazo[240].

Хуанка подошел к человеку, и они обнялись. Дон Васкес закрыл глаза, а потом поцеловал Хуанку в щеку, после чего отпустил, потрепав по лицу. Потом он повернулся к нам.

– Это те самые американцы, которые будут тебе помогать? – По-английски он говорил с сильным акцентом, но переход на другой язык его ничуть не затруднил. Истинный бизнесмен.

– Да, Дон Васкес. Это Марио и Брайан.

– Марио, – сказал Дон Васкес, его кустистые седые брови почти сошлись на переносице. Что-то выдавило чуть не весь воздух из моих легких. Если выложить в ряд всех, кто стал его жертвой, то тела, вероятно, дойдут до Остина. Мое имя в его рту – вынести это было нелегко.

– Un placer conocerlo, DonVázquez[241]. – А какую еще херню мог я сказать?

Дон Васкес направился ко мне, вытягивая на ходу руку и смеясь.

– Conocerme nunca es un placer, Mario. Conocerme a mí es una oblicagiо́n, el resultado de una mala decisiо́n o una pesadilla. ¿Tu amigo habla español, Mario?[242]

– No, señor, Brian entiende un poco, pero no habla español[243].

– Что ж, тогда мы будем говорить по-английски. Я хочу, чтобы вы все чувствовали себя как дома, и еще хочу, чтобы все точно поняли, что им придется делать.

Брайан понял, что мы говорили о нем. Еще он понял, что хозяин перешел на английский ради него. Он сделал шаг вперед и протянул руку.

– Приятно позна…

– Спасибо, Брайан, но я как раз говорил твоему другу Марио, что знакомство со мной – это не про приятности. Знакомство со мной – это событие, которое происходит с людьми по причине принятия ими дурного решения.

Голос Дона Васкеса звучал басовито и спокойно. Он был чуточку ниже меня. Полный. Цвет его кожи напомнил мне бабушку – оттенок, который вызывал ассоциации со старыми монетками и напомнил мне о том, что в ее жилах текла кровь индейцев таино. Я легко мог представить себе, что предки Васкеса возносили еще бьющиеся сердца к солнцу[244] еще до прихода испанцев.

– Уверен, вы все устали. Давайте, джентльмены, перейдем сразу к делу, чтобы у вас было больше времени поспать сегодня. – Дон Васкес перевел взгляд на Хуанку. – Ты принес мне то, что я просил?

– Claro que sí, jefe[245].

Хуанка сунул руку в карман, одновременно пододвигаясь поближе к Дону Васкесу, как ребенок, желающий угодить старшему. Он вытащил платок с завернутым в него пальцем. Я снова увидел стены в комнате El Milagrito, дребезжание крестов, подобное жужжанию тысячи рассерженных насекомых.

– Прошу, Дон Васкес.

Дон Васкес осторожно взял палец, начал его разворачивать. За его спиной что-то ударилось в стеклянную стенку аквариума. Что-то темное, напоминающее существо, похожее на морскую звезду, которую я видел в туннеле, оно быстро продвигалось по внутренней стенке аквариума. Я смотрел на его длинные, черные щупальца, и дрожь пробирала меня.

– В этом мире есть вещи, не имеющие объяснения, – сказал Дон Васкес, чем отвлек мои глаза от существа в аквариуме. – Когда сталкиваешься с такими вещами, у тебя есть два выбора. Выбор первый – попытаться сделать что-то такое, чтобы эти вещи обрели смысл. Большинство людей так и поступает. Они чувствуют что-то и пытаются переплавить это событие под свой жизненный опыт, понять, что случилось, используя фильтр известных им знаний. Из этого никогда ничего не получается. Это ведет только к путанице и разочарованию, так? Второй выбор состоит в приятии того факта, что необычные вещи происходят, что невероятное иногда становится реальностью. Если ты принимаешь это, то можешь жить и дальше. Наши предки изобрели богов по этой причине, и благодаря своему изобретению они стали счастливее.

Дон Васкес замолчал, оглядел нас. Кожа под его левым глазом набухла, словно под ней сидело что-то и пыталось выбраться наружу.

– Я говорю вам об этом только для того, чтобы подготовить вас к тому, что вы увидите, – продолжал он. – Не имеет ни малейшего смысла понять его. Вам нужно только знать одно: то, что случится снаружи, – есть вещь хорошая, она облегчит вам вашу задачу. Обеспечит вам безопасность.

Из всего, с чем мы столкнулись по эту сторону границы, самым удивительным было красноречие Дона Васкеса. Видеть собственные предрассудки и понимать, что они ошибочны, вещь довольно мощная. У меня не возникало проблем, когда я считал себя умным человеком, несмотря на мое жалкое положение в этом мире, несмотря на мать-наркоманку, на мой акцент, мою смуглую кожу. Я много читал, усердно учился, потому что верил в образование, считал его вернейшим путем вверх по социальной лестнице. Я глотал книги, потому что не хотел кончить, как моя мать или кто-нибудь из мужчин, которые были нашими соседями в Хьюстоне. Я выучился говорить по-английски и по-испански наилучшим образом, потому что был убежден – умная речь откроет мне двери вверх, избавит в некоторой мере от расизма, которого так страшился мой отец. Я не