Стивен Кинг - Игра Джеральда

Возможно, перемена места приведет к перемене мыслей. Джесси встала, спустилась с террасы и направилась к озеру; там она сидела, бросая в воду камешки, пока отец полчаса спустя не вышел искать ее.

— Бургеры солнечного затмения вдвоем завтра, — сказал он и поцеловал ее в шею. Он побрился, и его подбородок был гладким, но все равно приятные мурашки пробежали по ее спине. — Все договорено и улажено.

— Она сильно злилась?

— Нет, — весело ответил отец. — Сказала, что не возражает, так как ты хорошо вела себя всю неделю и…

Она забыла о своих догадках, что он знает об акустических способностях гостиной больше, чем показывает это, и его великодушная ложь настолько тронула ее, что Джесси чуть не разрыдалась. Она повернулась к отцу, обхватила его за шею и стала покрывать его щеки и губы горячими поцелуями. Его первоначальной реакцией было удивление. Он отдернул руки, и на мгновение они задели маленькие, слегка выпуклые соски на ее груди. Джесси снова затрепетала, но на этот раз чувство было намного сильнее — настолько сильное, что было почти болезненным, почти шокирующим, — и вместе с ним пришло странное ощущение взрослого противоречия: мир, в котором можно заказать чернику с мясом или яйца в лимонаде — стоило только захотеть, и в котором некоторые люди действительно делали это. Затем его руки скользнули ей на спину и спасательно прижались к лопаткам, мягко прижимая ее к нему, и, даже если они оставались чуточку дольше там, где не следовало, вряд ли Джесси заметила это.

— Я люблю тебя, папа.

— Я тоже люблю тебя, Сорванец. В биллион раз сильнее.

16

День солнечного затмения выдался жарким и влажным, но относительно безоблачным. Предупреждения гидрометеоцентра о том, что густая облачность может затруднить наблюдение феномена, казались беспочвенными, по крайней мере в западной части штата.

Сэлли, Мэдди и Вилл уехали в десять часов, чтобы присоединиться в автобусе к остальным членам Общества Любителей Солнца Черного Озера (Сэлли сдержанно поцеловала Джесси в щеку перед отъездом, Джесси ответила ей тем же), оставляя Тома Махо с девочкой, которую его жена назвала «скрипящим колесом» вчера вечером.

Джесси сменила шорты и футболку на новое платье — то, которое было очень красивым (если, конечно, вас не шокируют ярко-красные и желтые полосы), но слишком тесным. Она воспользовалась духами Мэдди, которые назывались «Мой грех», немного маминым дезодорантом и помадой цвета перечной мяты. И, хотя она никогда раньше не вертелась перед зеркалом, прихорашиваясь (это было выражение ее матери: «Мэдди, хватит прихорашиваться, иди сюда»), она потратила достаточно много времени на то, чтобы заколоть волосы вверх, потому что однажды отец сделал комплимент именно такой ее прическе.

Воткнув последнюю шпильку, Джесси потянулась к выключателю в ванной и замерла. Девочка, смотрящая на нее из зеркала, вовсе не походила на девочку, а скорее на девушку. Перемена произошла не потому, что платье подчеркнуло маленькие холмики, которые не будут настоящей грудью еще год или два, и не из-за помады, и не из-за прически; но все это вместе взятое дало больший эффект, чем поодиночке, потому что… Почему? Она не знала. Нечто в том, как она заколола волосы вверх, подчеркнуло овал ее лица. А может быть, обнаженная линия шеи, более сексуальная, чем прыщики ее грудей, или ее узкое, плоское мальчишеское тело? А может быть, это было выражение ее глаз? Некое сияние, которое либо пряталось до этого дня, либо никогда ранее не возникало.

Что бы это там ни было, оно заставило Джесси замешкаться у зеркала, разглядывая свое отражение, и неожиданно она услышала слова своей матери: «Клянусь Господом, иногда ты ведешь себя так, будто она твоя девушка, а не дочь».

Джесси прикусила нижнюю губу и свела брови, вспоминая вчерашний вечер — трепет, пронзавший ее при его прикосновениях, ощущение его рук на своей груди. Она попыталась воспроизвести этот трепет, но отказалась впустить его. Не имело смысла трепетать и дрожать из-за глупостей, которые ты не можешь понять. О которых даже не можешь думать.

«Отличный совет», — подумала Джесси и погасила в ванной свет.

Она все больше и больше волновалась, когда время перевалило за полдень и переросло в день, приближаясь к моменту солнечного затмения. Джесси настроила приемник на станцию, передающую рок-н-ролл. Ее мать терпеть не могла эту музыку и после тридцати минут звучания Дела Шеннона и Ди Ди Шари или Джери «Ю. С.» Бондс заставляла поменять волну (обычно Джесси или Мэдди, а иногда и Вилла) и перейти на передающую классическую музыку станцию, вещавшую с вершины горы Вашингтон, но сегодня ее отец, казалось, наслаждается этой музыкой, прищелкивая пальцами и подпевая в такт. Слушая «Ты принадлежишь мне», он обнял Джесси и прошелся с ней в танце по террасе. Джесси собралась пообедать в три тридцать, почти за час до солнечного затмения, и пришла спросить отца, будет он есть один бургер или два.

Джесси отыскала отца на южной стороне дома, под террасой, на которой она стояла. На нем были только шорты и рукавички-ухватки. Лоб он повязал платком, чтобы пот не застилал глаза. Он склонился над маленьким, дымящим костерком. Комбинация шорт и платка придавала отцу странный, очень молодой вид; впервые в жизни Джесси увидела мужчину, в которого когда-то летом влюбилась ее юная мать.

Несколько кусочков оконного стекла лежали рядом с костерком. С помощью щипцов для барбикю отец держал одно из них над дымом, поворачивая стекло то в одну, то в другую сторону, как бы поджаривая на костерке некий деликатес. Джесси рассмеялась — рассмешили ее рукавички-ухватки, и он повернулся, тоже усмехаясь. Мысль о том, что в его поле зрения попадает то, что прикрывает подол ее платья, пронеслась в ее голове, почти не оставив следа. Он был ее отцом, в конце концов, а не дерзким мальчишкой типа. Дуана Корсона.

— Что ты делаешь? — хихикнула Джесси. — Я думала, мы будем есть бургеры, а не бутерброды со стеклом!

— Это стеклышки для наблюдения за затмением, Сорванец, — ответил он. — Если сложить два или три таких стеклышка вместе, то можно наблюдать весь процесс затмения, не повредив глаза. Я читал, что нужно быть очень осторожным; можно обжечь сетчатку глаза, даже не заметив этого сразу.

— Ух ты! — сказала Джесси и слегка поежилась.

Мысль о том, что можно сжечь себя, даже не подозревая об этом, поразила ее, как невыносимая непристойность.

— Сколько времени продлится полное затмение, папа?