Серебряный Ашолотль - Анна Альфредовна Старобинец

людей, но они в два раза выше ростом, у них есть дополнительный глаз на затылке, короткий гибкий хвост и крылья. Арги летают – не благодаря низкому притяжению, а самостоятельно, они умеют летать выше всех – выше грызунов и даже выше крылатых собак. Арги сильнее, умнее и добрее людей. На корабле, на котором прибыл Юрец, был один арг – он был, конечно же, капитаном команды – но он погиб, как и все остальные, во время жесткой посадки…

А Цепь Аргентуса – это очень простая вещь. Растения, самые примитивные организмы планеты, слушают улиток. Юрец необычно использовал слово «слушать», когда объяснял мне про Цепь. Слушать – это как бы и подчиняться, и уважать, и просить совета, и просить защиты. В земном языке нет эквивалента для этого слова, «слушать», по мнению Юрца, просто наиболее близкое. Так вот, кустарники слушают улиток. Улитки слушают грызунов. Грызуны слушают бескрылых собак. Бескрылые собаки слушают крылатых собак. Крылатые собаки слушают человека. Человек слушает аргов. И тут вот – самое интересное. Арги – они слушают растения. Подчиняются, уважают, просят совета и просят защиты. У кустарников. А те у улиток. Это и есть Цепь. Замкнутая Цепь Аргентуса.

И все-таки этот вот фокус с аргами и кустарниками я понял не сразу. Если арги – высшие существа, то как могут слушать какие-то бессмысленные кусты, похожие на мушмулу?

– Они не бессмысленные кусты, – оскорбился Юрец. – Их корни связаны под землей в одну общую сеть. Их корни прорастают даже через серебристые камни. Кустарники – они как нервные окончания планеты.

Соединенные под землей корни меня смутили. Такое было, кажется, в «Аватаре».

– Да, авторы фильма в этом смысле приблизились к пониманию… – снисходительно согласился Юрец. – Но все остальное – полнейший бред.

В тот день, когда из яйца появилась маленькая улитка, Юрец попытался создать короткую замкнутую Цепь в условиях Земли.

Мы вынесли на улицу горшок с мушмулой и банку с улиткой, и я подманил куском колбасы собаку, которая живет в соседнем дворе на помойке. Хомяка нам раздобыть не удалось, но, по замыслу Юрца, короткая Цепь могла бы получиться и без него. Мушмула должна была слушать улитку, улитка собаку, собака меня, я – Юрца, потому что он представитель более развитой цивилизации, то есть что-то вроде арга для меня, а Юрец должен был слушать мушмулу.

Но у нас ничего не получилось. Цепь не замкнулась. И, возможно, именно я оказался слабым звеном. Не знаю, слушала ли мушмула улитку, а улитка – собаку, но собака меня, кажется, слушала, а Юрец утверждал, что слушал мушмулу. А вот я не смог нормально слушать Юрца. Мне было слишком обидно, что он стоит выше, чем я, в цепи эволюции. Мне казалось, что здесь, в условиях Земли, аргом должен был быть как раз я, потому что я уж точно совершеннее Юрца в смысле здоровья, и для поддержания жизни мне не нужны никакие баллончики и таблетки.

Я не сказал об этом Юрцу. Просто сказал, что не услышал его, и все. Юрец ответил:

– Наверное, это потому, что у нас не было хомяка.

Накануне первого сентября Юрец сообщил, что мне пора принести присягу. Клятву верности Аргентусу, которую все живые существа на его планете дают в последний день лета.

– Обычно каждый берет серебристый камень и подходит к ближайшему озеру. Кто хочет, погружается в воду, а кто не хочет, может просто стоять у берега. Там все собираются – люди, и арги, и грызуны, и собаки, и улитки, и прилетают плоды с ближайших кустарников и опускаются на камни. Очень важно касаться серебристого камня, когда произносится клятва.

– Как же я произнесу клятву, если здесь нет ни озера, ни камней?

– Озеро не так важно, – ответил Юрец. – А серебристый камень у меня есть. Один-единственный. Я привез его с Аргентуса, чтобы он напоминал мне о доме.

И он вытащил из-под кровати коробку. Ту самую, которую я видел, когда они переехали. Обернутую в фольгу.

Он долго разворачивал фольгу, стараясь ее не порвать, как будто даже она стала ценностью в результате соприкосновения с коробкой, в которой хранился камень. Потом он медленно открыл коробку. Я ждал, стараясь зачем-то не дышать и не сглатывать. Я ждал, что из коробки польется сияние, но этого не случилось.

– Смотри, – торжественно произнес Юрец. И я заглянул в коробку.

Там был обычный, не серебристый и не светящийся, камень. Серый. Похожий на пляжную гальку.

Юрец увидел разочарование у меня на лице и удивленно спросил:

– Тебе что, не нравится серебристый камень?

Я не знал, что ему ответить. Сам он щурился, как будто в глаза ему бил нестерпимый свет.

– Он… не серебристый, – мне не хотелось огорчать Юрца, но камень действительно был просто серый.

Юрец взял камень в руку и повертел его, другой рукой прикрывая глаза. Потом положил его в коробку и тихо сказал:

– Я понял. Ты просто не различаешь эту часть спектра.

Он сказал, что мой глаз устроен иначе, чем его, так что некоторые вещи я просто не могу видеть. И что мне остается просто поверить – этот камень сребристый, и он очень ярко сверкает.

И я поверил.

И, держа этот камень в руках, я принес клятву верности планете Аргентус в последний день лета.

Слова были простые:

«Клянусь всегда любить Аргентус и всех живых существ, которые его населяют. Клянусь всегда помогать им в беде. Клянусь быть частью Цепи».

Тетя Лена хотела, чтобы Юрец пошел в мою школу, и обязательно в тот же класс, что и я. По возрасту он подходил для первого класса, по умственному развитию – тоже, и директор согласился, даже несмотря на то, что Юрец не ходил в нашу нулевку и «был на инвалидности» (естественно, тетя Лена не стала рассказывать директору про Аргентус и особенности адаптации к земным условиям). У нас хороший директор, и он считает, что «особые дети» должны учиться с обычными. Тетя Лена очень обрадовалась, что Юрца взяли. Она считала, что я помогу ему влиться в коллектив. И моя мама так считала. И я так тоже считал. Более того. В глубине души я верил, что и Юрец, в свою очередь, поможет мне не то чтобы влиться в коллектив – я ведь ходил в нулевку и уже был его частью, – но заслужить уважение, что ли. Я не был изгоем, нет. Но если вообразить, что мужская часть нашего класса – это обезьянья стая, я в этой стае