Эринии и Эвмениды - Риган Хэйс

✆  Алекс П: Не удивлен. У Мэй взгляд убийцы. У меня от нее всегда мороз по коже… Вы видели вообще, как она плавает? Это же терминатор!

✆  Ребекка Н: А я один раз видела, как Мэй ковырялась в сумочке Сэйди. Чего ей там понадобилось?

✆  Мэй Л: Не могу больше видеть этот парад лицемерия. Дзай диэнь! [24]

Мэй Л покинула чат

✆  Алекс П: Кто‑то знает китайский? Она прокляла нас?

✆  Дэнни Л: Как вам не стыдно перемывать кости, когда два моих близких человека лежат в больнице? Позор вам! #руки_прочь_от_Мэй

После того как Дэнни решается пристыдить болтунов, весь чат мигом замолкает. Не дождавшись больше ничего интересного, я выхожу из мессенджера и блокирую телефон.

В столовой узнаю последние новости: полицейские все‑таки прислушались к голосу общественности и обыскали комнату Мэй и ее соседки Джорджины, после чего вызвали Мэй в директорскую на приватный разговор. Если верить очевидцам, несчастная мисс Лин вышла из кабинета вся заплаканная и впервые за годы обучения пропустила последние уроки.

Время на часах — половина шестого вечера. К этому часу Киллиан обещал ждать меня на чердаке, куда я и прошмыгиваю, пока никто не видит. Ключ я отдала ему во владение сроком на неделю, заручившись клятвой, что никакое третье лицо не узнает о нашем убежище. Я толкаю скрипучую дверь от себя и вижу друга внутри.

Финч сидит у окна и читает, как и несколько раз до этого. Не знаю, как вышло, что мы так быстро сблизились, но его присутствие здесь дарит мне спокойствие. Теперь кажется странным: как это его не бывало здесь раньше, если без него посиделки под крышей уже нельзя представить?

— Привет. Что читаешь?

Киллиан приподнимает книгу с колен и показывает обложку.

— «Фауст», — говорит он и ухмыляется сам себе. — Такая смешная…

Наверное, никто до него не смеялся над Фаустом. Услышь его мистер Фишберн, отказался бы аттестовать в конце года из принципа.

— «Ну вот вам и спектакль! Эх, право, предосадно! Связаться с дураком и сатане накладно» [25], — декламирует он, смеясь. Я присаживаюсь рядом на деревянный короб, а он тем временем продолжает: — А как тебе это? — Киллиан перелистывает несколько страниц. — «И к магии я обратился, чтоб дух по зову мне явился и тайну бытия открыл». Звучит так фантастично, правда? Если б демоны вроде Мефистофеля еще знали какие‑то тайны…

— Что ты имеешь в виду?

— Я к тому, что демоны в человеческом представлении всегда наделены невиданной мудростью, прозорливостью и хитростью, и только последнее качество, на мой взгляд, соответствует действительности. Людям вообще нравится искать истину там, где ее нет, как считаешь?

— Считаю, что демоны не существуют, а если ты думаешь иначе, то я звоню психоаналитику.

Киллиан смеется и откладывает книгу.

— Так уж и не существуют? — допытывается он, склоняясь ближе. На секунду кровь стынет в жилах, так пристально он на меня смотрит. — А я‑то думал, ты в них веришь…

Финч встает, проходит мне за спину и поднимает из-под вороха бумажных рулонов еще одну книгу.

Книга мистера Гримшоу! Нужно было спрятать ее получше…

— М-м-м, что скажешь? Нашел ее тут, пока тебя ждал, — говорит он, протягивая мне сборник темных заклинаний, где не хватает одной страницы. Я робко поднимаю на него глаза и не знаю, что сказать. Есть ли смысл отпираться, лгать? — Ладно тебе, расслабься. Я никому не скажу.

Он хитро подмигивает мне и садится на свое место. Волна тревоги сходит лавиной и сменяется благоговейным успокоением, от которого дрожат колени.

— Я просто… Просто любопытствовала.

— Вот как? Ну что же, поглядим, что тут есть интересного…

Вся эта фантасмагория начинает казаться мне намеренно разыгрываемым представлением. Чего Киллиан хочет добиться — моих признаний о ритуале? Но что он мог об этом узнать из гримуара?

Финч открывает книгу в бархатистой черной обложке и дрейфует по пожелтевшим от времени страницам. Брови его сдвигаются, костяшкой указательного пальца он касается ямочки на подбородке. Весь вид его становится таким серьезным, что я не удерживаюсь от смеха.

— Ну хватит, прекрати смущать меня!

— Отстань, Беатрис, я провожу исследование.

— Ой, да перестань! — Я шлепаю его по коленке, но он демонстративно отворачивается к окну.

— Хм-м, какая милая вещица: «Соберите литр оленьей крови, смешайте с костным прахом мертвеца, скончавшегося в ночь полнолуния, и подогрейте на слабом огне. Затем выпейте и озвучьте просьбу. Первый же демон, услышавший ваш призыв, исполнит желание». Вот это я понимаю, сервис!

— Фу, какая мерзость, — морщусь я, а сама со стыдом вспоминаю, как окропила кроличьей кровью стылую землю в подлеске.

— Хотел бы я, чтобы кто‑то исполнял так мои личные просьбы, — хмыкает Киллиан, пролистывая оккультный сборник заклинаний до конца.

— А тебе есть о чем просить демонов? — спрашиваю шутливо и подсаживаюсь на его короб, чтобы отнять гримуар.

Как назло, Финч ловко увертывается и отвечает:

— Все чего‑то хотят, Беатрис. Да не все получают.

Я оставляю попытки заполучить гримуар и, запыхавшись, прислоняюсь спиной к спине Киллиана. Голова обессиленно падает ему на плечо.

— Так чего бы ты хотел?

— Свободы, — голос Киллиана полон тихой печали. Он захлопывает книгу, передает ее через плечо и добавляет угрюмо: — Но именно ее я не получу никогда. «О призрак, в этой мгле мерцающий давно! Ты облекаешься презренья сном холодным в своем изгнании — ненужном и бесплодном!..» [26]

В том, как он декламирует стихотворные строки, кроется невыразимая боль, и я боюсь спросить, о какой такой несвободе он может горевать и что стоит за этим признанием.

— Ты странный, Финч. Ты знаешь об этом?

— Знаю. Разве ты сидишь рядом со мной не по этой причине?

Я глухо смеюсь, разглядывая деревянные балки под крышей. Полулежа на плече Киллиана, слышу его спокойное дыхание и мерный стук сердца. Есть в этом что‑то интимное, отчего к щекам моим стыдливо приливает кровь. Они пылают, как и мое нутро, изголодавшееся по человеческой доброте.

Не ведая, что творю, я откладываю гримуар в сторону, разворачиваюсь корпусом к Киллиану и украдкой пересчитываю крохотные родинки на его левой щеке. С опаской, будто могу пораниться, касаюсь пальцами лица Киллиана и легонько поворачиваю к себе.

Его губы холодны как лед, и я отшатываюсь от него, всматриваясь в безразличное, лишенное страстей лицо. Только что он вдохновенно говорил стихами, но в ответ на мой поцелуй даже не шелохнулся и замер, как каменное