"Перевал Дятлова". Компиляция. Книги 1-9 (СИ) - Барчук Павел

Вариантов дальнейших действий у Дятлова было немного. Ровно два. Либо вернуться в тайгу (уже второй раз) и ночевать на старой стоянке у лабаза. Либо разбить лагерь там, куда дошли.

Что выбрал Дятлов, известно. И чем это завершилось, известно. Однако можно ли обвинять его в решении, подписавшем смертный приговор группе?

Пожалуй, все же нельзя.

Мы сильны своим послезнанием о дальнейших событиях. Дятлов же талантом Ванги-провидицы не обладал и определенная логика в принятом им решении просматривается. Примерно такая: бесконечных метелей не бывает, к утру вполне может развиднеться, станут видны окрестные горы и появится ясность, на склоне какой горы они очутились, вправо или влево отклонились с намеченного пути через перевал. А вторичное возвращение окончательно деморализует группу, и без того дисциплиной не блиставшую.

Так мог рассуждать Дятлов, если рассматривать события последнего походного дня в их канонической трактовке. В моей же реконструкции всё еще проще: выбора у Дятлова не было — сразу у двоих туристов приключились проблемы со здоровьем, двигаться самостоятельно они не могли. Эвакуация обоих вниз, в таежную зону, представлялась не самой простой задачей. Лучше разбить палатку прямо здесь, поискать поблизости топливо… Глядишь, занедужившие к утру оклемаются, смогут продолжить путь. А если нет… тогда походу конец. И эвакуация останется насущной задачей — но лучше решать ее с утра, чем вечером, в сгущающихся сумерках.

Не исключено, что одной навигационной ошибкой вредительская роль компаса не исчерпывается. Весьма вероятно, что дятловцы, уходя от палатки, стремились вовсе не к оврагу и кедру. Они шли к лабазу. Там лежал готовый запас дров — нормальных, сухих, а не пропитанных водой стволов стланика. Там лежали продукты (а сытый человек гораздо успешнее сопротивляется холоду). Там лежали две пары обуви. Листы картона и лапник, которыми была обложена яма с продуктами, позволяли быстро возвести ветрозащитную стенку — мы помним, что без нее КПД костра невелик, Кривонищенко и Дорошенко замерзли, лежа у самого огня, все тепло уносил ветер.

Наконец, у лабаза осталась запасная пара лыж — т. е. появлялась возможность послать кого-то одного за помощью по собственной лыжне.

Не будет преувеличением сказать, что в лабазе и рядом с ним дятловцы нашли бы всё необходимое для выживания в ту злосчастную ночь. Но они не понятно отчего устремились не туда, а к оврагу и кедру, где не нашли ничего, кроме смерти.

Нам могут возразить, что до кедра почти на километр ближе, чем до лабаза, — при ходьбе по снегу в одних носках фактор существенный. Да, ближе. Но разве дятловцы об этом знали? Нет, неоткуда им было знать. Они вообще понятия не имели о существовании кедра и о расстоянии до него, случайно напоролись в темноте.

К тому же наличие курумников на пути к кедру и оврагу полностью аннулирует все преимущества более короткого пути. Впрочем, о курумниках дятловцы тоже знать не могли, те стали неприятным сюрпризом.

Напрашивается достаточно логичный вывод: туристы выбиралась именно к лабазу, а не куда-нибудь еще, — и вновь сбились с пути. Поскольку опять доверились компасу. И вновь отклонились от правильной траектории на тот же угол. Но теперь, поскольку двигались обратно, отклонились влево по ходу движения, а не вправо. И вышли туда, где возможностей для выживания оказалось ничтожно мало.

Разумеется, когда ребята влетели в курумники, они сообразили: идут не туда. Ничего похожего во время последнего лыжного перехода им на пути не попадалось. Но времени и сил искать обход уже не было. Двинулись напролом: выйти хотя бы к лесной зоне, а уж там можно будет попробовать отыскать лабаз, если не слишком сильно отклонились. Лыжня, проложенная днем, должна была сохраниться под защитой деревьев и могла послужить неплохим ориентиром.

Но они отклонились слишком далеко — и ни лыжню, ни лабаз не нашли. Пришлось пытаться выжить с тем, что было с собой и на себе. Попытка не удалась…

Вот такая складная картинка получается, если принять на веру рассказ тов. Буянова о магнитной аномалии, отклоняющей стрелку компаса.

Проблема в том, что безоговорочно верить Буянову несколько опрометчиво. После историй о «снежной доске», которую никто и никогда не видел на Мертвой горе, после баек о том, как курумники преодолели люди с переломанными ребрами и пробитыми головами (хорошо, с одной пробитой головой, у Рустема Слободина была найдена «всего лишь» трещина в черепе), — после всего этого утверждения тов. Буянова нуждаются в самой тщательной проверке.

Исследование минерального образца с металлическими прожилками, найденного на Холатчахле, позволяло такую проверку провести. Разумеется, исследовать и проверять надлежало не в полевых условиях, а позже, по возвращении в Питер.

Чтобы не нарушать целостность повествования, стоит забежать далеко вперед, на целый месяц, — именно тогда я наконец сподобился исследовать привезенный с Северного Урала образец.

Геологов привлекать к делу не стал. Нет ни малейшей разницы, к какому классу минералов относится находка, и как конкретно именуется эта порода. Значение имеет лишь одно: ее магнитные свойства. Потому что на Мертвой горе похожие камешки с прожилками встречаются в приличном количестве.

Разумеется, маленький образец никуда бы не отклонил стрелку компаса, вовсе уж крохотную.

Орудием исследования стал мощный поисковый магнит, развивающий тягу в 600 кг. Результат отрицательный: ни малейших магнитных свойств образец не проявил. Сколько-нибудь заметного количества железа в его составе нет, а чем вызван металлический блеск прожилок, совершенно не важно. Положил камешек на полку в книжном шкафу — пусть лежит и напоминает о путешествии.

Означает ли результат опыта, что никакой магнитной аномалии в районе Мертвой горы нет? Не означает. Искомые породы с высоким содержанием железа могут залегать глубже, не выходя на поверхность. А могут не залегать. Вопрос остался открытым.

Зря я все-таки не взял на перевал компас. Главное, ведь хотел… Почти даже взял. Но внезапно выяснилось, что старый проверенный компас, пару-тройку лет пролежавший без движения в ящике стола, больше не работает. Был он действительно старый, т. н. «андриановский» (такой же был найден на руке у мертвого Золотарева). Этот компас мне подарил отец не то в мои десять лет, не то в двенадцать, и я умудрился как-то его сберечь, хотя наручных часов за минувшие с тех пор годы разбил и потерял немало. Компас казался вечным, но лишь казался, — стрелка недавно размагнитилась, безвольно болталась на шпеньке, никуда не указывая. Решил, что до отъезда куплю новый, — и позабыл за хлопотами и сборами. Обидно.

Читатели, наверное, уже готовы линчевать автора? Замутил, понимаешь, интригу в последних строках предыдущей главы, намекнул на нечто запредельное и неожиданное, — и завел рассказ о всякой ерунде, о минерале, не оправдавшем надежд, о компасе, не желающем указывать на север.

Виноват.

Сейчас исправлюсь.

Итак, мы добрались до вертолета. Данил немедленно угодил на попечение Ани и ее аптечки, а по мне ударило то самое, страшное и казавшееся в Питере невозможным, непредставимым. Пришел песец, североуральский пушной зверек. И взял за глотку.

Со стороны все выглядело обыденно: я уточнил время отлета, мне ответили. Решение в уме простенькой арифметической задачи повергло в шок: я понял, что спуститься к кедру и вернуться назад уже не успеваю. Смогу лишь помахать снизу улетающему вертолету.

Ну как так-то?!

Нет, я не рассчитывал сделать у кедра сенсационные открытия, — всё, что можно было там найти, давно найдено. Подтверждений своим теориям искать у кедра я тоже не планировал. Овраг в этом смысле более интересен. Но изучать овраг стоило бы не осенью, а зимой, когда он заметен снегом.

Всё так. Но побывать на Мертвой горе и не взглянуть на кедр… Все равно что приехать впервые в Санкт-Петербург — и не побывать в Петергофе и Эрмитаже. Или в Париже не увидеть Лувр и Эйфелеву башню. Или в Иерусалиме не подняться на Масличную гору…