Джеймс Херберт - Проклятие замка Комрек

Ознакомительный фрагмент

– Дельфина, ты здесь? Можно войти?

Визит неожиданным не был, но именно этой встречи она боялась.

– Ты же знаешь, что дверь не заперта, Рейчел, – неохотно ответила психолог. По какой-то причине ни у одного из старомодных дверных замков на этом этаже не было ключей, чтобы запирать или отпирать их.

Открылась обитая панелями дверь, и в нее вошла Рейчел Кранц, старшая медсестра Комрека. Это была высокая женщина, и ее лицо с сильными чертами было красиво скорее мужской красотой. При определенном освещении ее длинные темно-рыжие волосы могли выглядеть как отполированная медь. Сегодня они были свободно увязаны на затылке, почти так же, как сейчас у Дельфины. На ней была безупречно белая туника ниже колен. Колготки у нее тоже были белыми, как и удобные туфли из мягкой кожи без каких-либо потертостей.

Рейчел быстро пересекла покрытый ковром пол, остановившись всего в двух футах от женщины-психолога, которая в испуге отстранилась на несколько дюймов, чтобы снова создать пространство между ними. Рейчел улыбнулась, как будто не заметив реакции, пристально глядя на Дельфину своими карими глазами, испещренными светло-коричневыми крапинками.

На мгновение Дельфине показалось, что высокая женщина готова заключить ее в объятия.

– Я беспокоилась о тебе, – сказала Рейчел, соблюдая дистанцию. – Услышала о проблеме с самолетом и боялась, не поранилась ли ты. Почему ты не разыскала меня, когда вы вернулись?

Ее неистовые ореховые глаза, казалось, что-то выискивали в сознании Дельфины, и психолог не в первый раз осознала, что немного пугается высокой медсестры. Тем не менее – и она ненавидела себя за осознание этого, – в Кранц было что-то бесспорно соблазнительное, даже для другой женщины.

– Я подумала, мы могли бы вместе пораньше пообедать. В столовой для сотрудников, если хочешь, а не в ресторане. – Дельфина часто предпочитала большую столовую, предназначенную для медсестер и рядовых сотрудников, более официальному обеденному залу в основной части замка, которым обычно пользовались руководители отделов и важные персоны Комрека. Важные клиенты также обедали в огромном круглом зале, хотя некоторые предпочитали питаться в одиночку в своих комфортабельных апартаментах, а других держали под замком ради безопасности окружающих и их самих.

– Мне надо записать еще несколько наблюдений касательно нашей новой клиентки, Петры Пендайн, пока они не выветрились из памяти, – ответила Дельфина.

– Что, на это уходит столько времени? – Вопрос прозвучал грубо и вызывающе.

– Я приняла душ и переоделась, прежде чем приступить к заметкам, так что мне действительно надо с ними разобраться.

Старшую медсестру это едва ли умиротворило, что и проявилось в ее тоне.

– Ну и как эта девица восприняла панику?

– Ну, она уже принимала гидрохлорид флуоксетина, и я дала ей одну таблетку клоназепама, когда забирала ее из дома сегодня утром, – спокойно сказала Дельфина, – но я уверена, что она принимала кокс или сканк[19] накануне вечером – в последнюю ночь свободы перед «заточением», как она любит это называть. Я также сделала ей укол лоразепама от шока в самолете.

– Она в курсе, что пробудет здесь очень долго, возможно, годы?

– Родители должны были все ей объяснить, но, по-моему, она не понимает, что означает изоляция – или, прежде всего, почему ее надо было разлучать с ее братом, Питером. Оставшись без него, она дважды пыталась покончить с собой – поддельные попытки ради того, чтобы получить к нему доступ, я считаю, – что в итоге сработало. Думаю, ее родители именно этого и хотели, несмотря на то, сколько пришлось заплатить. Петра считает, что Комрек является шотландским эквивалентом больницы «Прайори» в Лондоне, только гораздо более дорогим и с наркоманами из более высоких слоев общества.

– И ты, я полагаю, как обычно, поставила под сомнение законность всего этого? – Ее слова могли быть издевательством или же просто подтруниванием: с Рейчел Дельфина ни в чем не могла быть полностью уверенной.

– Это – одна из форм лишения свободы.

Дельфина отвернулась от строгого лица старшей медсестры и прошла обратно к бюро, как будто лежавшие там заметки действительно требовали дальнейшего внимания.

– Тебе надо повзрослеть, Дельфина, – донесся резкий упрек Рейчел. Затем голос у нее смягчился, и она, проследовав за психологом к бюро, нежно коснулась плеча Дельфины. – Прости, – сказала она, – но я по тебе соскучилась. Я думала, что мы, по крайней мере, могли бы сегодня вместе пообедать.

Дельфина смахнула с себя непрошеную руку, а голос у нее самой прозвучал как-то ломко.

– Меня не было всего неделю. Ради Бога, мы же с тобой не пара.

– Мы могли бы ее составить. Могли бы ст…

– Нет, Рейчел. Не в том смысле, который ты вкладываешь. Не хочу выглядеть грубой, но у меня нет склонности к тому, что ты предлагаешь.

– Однажды была.

– Вот именно: однажды. Когда я была убита горем из-за смерти отца. Мне просто требовалось утешение. Мне было не к кому… не к кому обратиться.

– Это было сексуально. Ты это знаешь.

Дельфина сердито ударила основанием ладони по крышке бюро.

– Нет! Не было!

– Я трахала тебя пальцем вот здесь, в этой самой комнате. И ты тогда не возражала. Так ведь?

На мгновение Дельфина была шокирована тем, с какой грубостью медсестра упомянула о том, что произошло между ними.

Лицо у Рейчел покраснело, и она снова придвинулась к Дельфине, даже ближе, чем раньше. Голос у нее был полон лукавой вкрадчивости, когда она проговорила:

– И давай не будем забывать: ты пришла ко мне позже той ночью, и мы занялись любовью, на этот раз по-настоящему, в моей постели!

Комната вдруг озарилась – солнцу удалось появиться напоследок, прорвав пасмурное небо, где мрачные облака начинали ломаться и освобождать кусочки чистого пространства. Но даже просветлевший день не мог поднять настроение Дельфины.

– Да, – ответила она на насмешку Рейчел, – но только потому, что в ту ночь я боялась остаться одна. Ты знаешь, что мне нужно было утешение.

– Ха! Конечно, ты была расстроена – в то утро ты только что узнала о смерти своего отца. Но, послушай меня, Дельфина, ты была страстной, даже неистовой, и скоро для тебя не осталось никаких запретов. Я показала тебе, какой красивой и сильной может быть физическая любовь между двумя женщинами, и ты жаждала учиться. Не было ничего, чему бы ты сопротивлялась и чего не хотела бы испробовать. Да, признаю, ты была близка к истерике, но в ту ночь со мной ты показала свою истинную природу, ту свою сторону, которую так долго подавляла.

– Это было умопомрачение! Я не жалею об этом, и мне тогда казалось, что это поможет. Мне было так больно, что требовалось обратиться за помощью хоть к кому-нибудь – к кому угодно! – и подвернулась именно ты. – В глазах у Дельфины сверкали слезы, пока еще только появившиеся.