Стивен Кинг - Ночные кошмары и сновидения

Больше всего я старался держаться подальше от того, что называется дорожным чтивом. Хотя некоторые критики утверждают, что я мог бы опубликовать свои счета из прачечной миллионным тиражом, но это те критики, которые считают, что я именно этим и занимаюсь. Те, кто читает мои книги, видимо, придерживаются иного мнения, и на них, а не на критиков и рассчитан настоящий сборник. Получилось, по-моему, нечто вроде пещеры Аладдина, и она завершает трилогию, первым и вторым томами которой являются «Ночная смена» и «Команда скелетов». Все хорошие рассказы вошли сюда, все негодные я засунул как можно дальше под ковер и доставать их оттуда не собираюсь. Если и будет другой сборник, в него войдут только те рассказы, которые пока что не написаны и даже не задуманы (в которые я еще не поверил, если хотите), и появится он, надо полагать, в году с первой цифрой «2».

В каждом из рассказов содержится нечто, во что я верил, и надо сказать, что некоторые вещи — палец, высовывающийся из раковины, жабы-людоеды, голодные ходячие зубы немножко страшноваты, но, думаю, мы вместе с этим справимся. Итак, повторяйте за мной: Я верю, что монетка может пустить под откос товарный поезд. Я верю, что в нью-йоркской канализации водятся крокодилы, не говоря уже о крысах размером с лошадь. Я верю, что Санта-Клаус есть, и эти ребята в красных шубах, которых мы видим на Рождество, действительно его помощники. Я верю, что всюду вокруг нас существуют невидимые миры. Я верю, что теннисные мячики начинены смертоносным газом, и если вы их разрежете и вдохнете содержимое, то умрете. И самое главное: я верю в привидения, я верю в привидения, я верю в привидения.

Есть? Готовы? Поехали. Вот моя рука. Мы отправляемся. Я знаю дорогу. А вы должны крепко держаться за мою руку… и верить.

«Кадиллак» Долана

Месть — это блюдо, которое лучше всего есть холодным.

Я ждал, наблюдая за ним, целых семь лет. Я видел, как он — Долан — приезжал и уезжал снова. Я видел, как он входил в роскошные рестораны, в смокинге, всегда с красавицей, держащей его под руку, всякий раз с новой, всегда сопровождаемый двумя телохранителями, отгораживающими его от остальных посетителей. На моих глазах его седеющие волосы превращались в изысканное серебро, тогда как мои собственные просто выпадали и я облысел. Я следил за ним, когда он совершал свои ежегодные поездки из Лас-Вегаса на Западное побережье, и видел, как возвращался обратно. Два или три раза я наблюдал с соседней дороги, как его седан «Девилль» такого же цвета, как и его волосы, проносился мимо меня по шоссе 71 в Лос-Анджелес. Видел и как он выезжал со своей виллы в Голливуд-Хилз в том же серебристом «кадиллаке», направляясь в Лас-Вегас, — правда, не слишком часто. У школьных учителей и богатых гангстеров разные экономические возможности в жизни, и потому они не обладают одной и той же свободой перемещения.

Он не подозревал, что я слежу за ним, — я никогда не приближался к нему настолько, чтобы он мог заметить меня. Я был очень осторожен.

Он убил мою жену — или распорядился, чтобы ее убили, что одно и то же. Хотите подробности? От меня вы их не получите. Если вам так уж хочется, вы найдете их в старых газетах. Ее звали Элизабет. Она преподавала в той же школе, что и я, и где я продолжаю преподавать. Она учила первоклашек. Они любили ее, и мне кажется, некоторые из них все еще продолжают любить, хотя теперь уж стали значительно старше. Я любил ее и, разумеется, люблю до сих пор. Элизабет нельзя было назвать прелестной, но она нравилась мне. Она была тихой, но временами так заразительно смеялась. Я вижу ее во сне. Мне снятся ее карие глаза. Кроме нее, у меня не было ни одной женщины. И не будет.

Долан допустил ошибку. Больше вам ничего не следует знать. Элизабет оказалась там как раз в то самое время и все видела. Она пошла в полицию, полиция направила ее в ФБР. Там ее допросили, и она ответила — да, она готова выступить свидетельницей на суде. Они обещали защитить ее, но либо обманули, либо недооценили Долана. А может быть, и то и другое. Как бы то ни было, однажды вечером она села в свой автомобиль, и несколько динамитных шашек, присоединенных к системе зажигания, сделали меня вдовцом. Это он сделал меня вдовцом — Долан.

Поскольку свидетелей, готовых дать показания, не оказалось, дело закрыли.

Он вернулся и свой мир, а я — в свой. Для него — великолепный пентхаус в Лас-Вегасе, для меня — пустой деревянный дом. Его сопровождала вереница прекрасных женщин в мехах и вечерних платьях, тогда как моим уделом стало одиночество. Серебристо-серые «кадиллаки» для него — он сменил их четыре на протяжении этих лет — и старый «бьюик-ривьера» для меня. Его волосы приобрели цвет благородного серебра, тогда как моих вовсе не стало. Но я следил за ним.

Я был очень осторожен — о, как я был осторожен! Я знал, кто он и на что способен. И ничуть не сомневался, что он может раздавить меня как клопа, стоит только ему заметить меня или заподозрить, что я готовил для него. Поэтому я был осторожен.

Три года назад, во время летних каникул, я последовал за ним (на благоразумном расстоянии) в Лос-Анджелес, куда он ездил довольно часто. Там он жил в своем роскошном доме и принимал гостей. Я наблюдал за их приездом и отъездом с безопасного расстояния в тени здания на дальнем конце квартала, прячась от полицейских автомобилей, нее время патрулирующих этот район. Остановился я в дешевом отеле, постояльцы которого не выключают, казалось, своих радиоприемников, а в окно моей комнаты светила неоновая реклама бара с противоположной стороны улицы.

В эти ночи я не спал, и мне снились карие глаза моей Элизабет, снилось, что ничего не случилось, и я просыпался со щеками, мокрыми от слез. Мне казалось, что я теряю надежду. Его хорошо охраняли, понимаете, слишком хорошо охраняли. Куда бы он ни пошел, его повсюду сопровождали двое до зубов вооруженных телохранителей, а «кадиллак» был бронированным. Широкие радиальные шины, на которых он катил, пользуются популярностью у диктаторов в беспокойных странах — пулевые пробоины на них затягиваются сами.

И тут, в тот последний раз, я увидел, как можно убить Долана, — но только после столкновения, изрядно напугавшего меня.

Я сопровождал его обратно в Лас-Вегас, следуя за ним на расстоянии мили, иногда двух, а то и трех. Когда мы пересекали пустыню, направляясь на восток, его «кадиллак» казался иногда всего лишь солнечным пятнышком на горизонте, и я думал об Элизабет, о том, как сияло солнце в ее волосах.

На этот раз я ехал далеко позади Долана. Была середина недели, и автомобили попадались редко. Когда машины лишь изредка встречаются на шоссе 71, преследование становится опасным — это известно даже учителю начальной школы. Я проехал мимо оранжевого знака, на котором было написано: «Объезд через 5 миль», и еще больше сбавил скорость. Объезды в пустыне заставляют машины ползти со скоростью черепахи, и мне совсем не улыбалась вплотную приблизиться к серебристо-серому «кадиллаку» в тот момент, когда водитель осторожно перебирается через особенно неровный участок дороги.