Серебряный Ашолотль - Анна Альфредовна Старобинец

Серебряный Ашолотль читать книгу онлайн
Об изнанке реальности и о реальном мире, который куда страшнее потустороннего.
«Шолот – в ацтекской мифологии демон с собачьей головой, покровитель уродов и монстров, проводник в мир мертвых. По одной из древних легенд, в начале времен Шолот совокупился с Ледяной Саламандрой, умевшей находиться в огне, не сгорая, а также с Огненной Рыбой, умевшей поджигать море, и втроем они породили дитя, которое стало бессмертным, ибо умирая, не умирает, но перерождается в нечто иное. Однажды дитя Шолота проголодается и превратится в того, кто сожрет весь мир – и после ряда эпидемий и войн настанет конец времен. Согласно древнему календарю ацтеков, конец времен случится в этом году».
Анну Старобинец называют королевой хоррора за мрачные антиутопии для взрослых читателей. С ее творчеством знакомы все ценители магического реализма, а некоторые критики считают, что именно с нее начинается традиция нового русского ужаса. Сама же писательница говорит, что использует фантастику только для того, чтобы точнее рассказать о том жутком, что таится внутри нас.
Три факта:
1. В сборник вошли как ранее неизданные, так и новые рассказы королевы русского хоррора. В аудиокниге голосом автора озвучены «Инкуб», «Линия матери» и «Крио».
2. Леденящая душу притягательная проза о конце света, который уже почти наступил.
3. Иллюстрации Ольги Медведковой.
– В консульство.
– В какое консульство?
– В консульство Израиля.
– Израиля, – неприязненно повторила Рыба. – Хотите уехать из России?
– Это имеет отношение к выдаче документов?
– Нет, женщина. Не имеет. Просто мне интересно, почему некоторые люди бросают свою Родину. Особенно в такой трудный час.
– А что у Родины за «такой трудный час»? – не сдержалась Маша.
– А то вы, женщина, не знаете. Весь мир против нас. Потому что мы за правду. За справедливость. Да что я вам буду объяснять. Вы же Родину свою не любите. Не гордитесь. Вы Израиль любите и Америку. Вот и уезжайте. А мы тут все равно выстоим. Всем на зло!.. Вот, получите. Повторное свидетельство о рождении вашей матери, Йомдиной Натальи Абрамовны. Повторное свидетельство о браке Йомдина Абрама Львовича и Петровой Людмилы Павловны, которой после заключения брака присвоена фамилия Йомдина. Повторное свидетельство о смерти Йомдиной Людмилы Павловны. Вопросов нет?
– А свидетельство о смерти дедушки?..
– Если вы имеете в виду Йомдина Абрама Львовича, то его свидетельства о смерти в нашем ЗАГСе нет.
– Как это нет?
– А вот так.
– А где же мне его брать?
– А я откуда знаю? Где он умер, там и берите.
– Я не знаю, где он умер… Может быть, вообще не в России. Мой дед был репрессирован в 1952 году, но потом освободился.
– Женщина, вы чего от меня хотите? Не видите, сколько у меня тут дел? – Она выпучила глаза на раскисший чайный пакетик в блюдце, словно тот был главным свидетелем ее трудовых подвигов. – По поводу репрессий – это вообще не к нам. Это вы обращайтесь в архив КГБ, то есть ФСБ. Или в Генеральную прокуратуру. Вот здесь распишитесь в получении документов.
– Подождите. – Маша протянула в окошко аквариума дубликат свидетельства о рождении матери. – Тут какая-то ошибка.
– Какая еще ошибка?
– Ну вот тут в графе «мать» указана моя бабушка: Йомдина Людмила Павловна, национальность – русская. А в графе «отец»… стоит прочерк.
– И что?
– Как что? Должен быть указан мой дедушка, Йомдин Абрам Львович, национальность – еврей.
– Женщина. Ну что вы мне тут как маленькая. Что значит – «должен быть указан»? Прочерк в графе «отец» ставится, если отец неизвестен. Или если он не признал ребенка. То есть когда нет отца, понимаете?
– Но… ведь вот, смотрите… – Маша трясущимися руками полезла в свой файл с документами и протянула Рыбе бумажку. – У меня тут есть нотариальная копия оригинала маминого свидетельства о рождении. И в графе «отец» указан мой дедушка. Вот, смотрите. Абрам Львович Йомдин, национальность – еврей. Как же так? Почему в дубликате прочерк?
– Да вы что тут, женщина, издеваетесь? – Рыба потрясла за стеклом бумажкой. – Тут ни номера, ни серии свидетельства – ничего! Я такую вам нотариальную копию хоть сейчас нарисую. Хоть сто штук! Я не знаю, кто над вами, женщина, подшутил, но это – не документ. Это просто филькина грамота!
«Вдох – выдох, – приказала себе Маша. – Вдох – выдох». Нужно прямо сейчас успокоиться. Нужно просто представить себе безопасное место. Убежище. Ярко-синий зонтик на пляже, на теплом белом песке. Она там. Под зонтиком. В разноцветном купальнике. Ей не жарко. Ей хорошо. Ее ноги зарыты в теплый песок. Даже нет. Пусть будут не только ноги. Она вся зарыта в теплый песок, ей уютно, ее никто не найдет. Никто не обидит. Рядом с ней шумит и плещется Средиземное море. Выдох-вдох. Она успокоилась. Она снова спокойна. Она мыслит ясно.
– А если отец известен, но не явился в ЗАГС, в графе тоже ставят прочерк?
– А вы как думали, женщина? Конечно, ставят. Раз не явился – значит, не признал ребенка.
– Хорошо. Спасибо вам. До свиданья. – Маша аккуратно сложила все документы в прозрачный файл и вышла из каморки. Рыба молча проводила ее выпученными глазами.
– …Извините, гражданка!
Она остановилась. Вдох – выдох. Обернулась назад. Один из стариков, сидевших под дверью в архив, ковылял за ней следом по коридору:
– Вы меня, конечно, простите, – он пошамкал ртом, и что-то отвратительно скрипнуло, будто он жевал землю, – я не то что подслушивал. Просто очень хорошая слышимость. Деревянные переборки. Так что я, гражданка, услышал ваш разговор про евреев. – Старик хихикнул и снова хрустнул зубами. – И что вы хотите в Израиль. И про деда вашего репрессированного. Я хотел поделиться с вами соображением. Если вам интересно.
– Извините, но я очень спешу. – Маша отвернулась и пошла по коридору, ускоряя шаг.
– Ген предательства! – визгливо крикнул старик ей вслед. – У меня такое соображение – в тебе сидит ген предательства! Твой дед был врагом народа! И ты – враг народа!..
Маша остановилась. Медленно повернула лицо к старику. Почувствовала, как поднимается в ней ледяная и черная, как будто бы не ее, как будто бы чья-то чужая, древняя, бесплодная, как мерзлая земля, злоба.
– У тебя грязный рот, – тихо прошипела она. – Но ты скоро иначе заговоришь.
– Это угроза? – старик противно скрипнул зубами.
– Нет. Это правда.
…Она вышла из ЗАГСа на улицу, задыхаясь. В лицо подуло сыростью и мертвой листвой. Попыталась опять успокоиться. Попыталась представить себя в теплом песке – но песок забивался в глаза и ноздри. В ушах гудело. Перед глазами плавали серые точки. Как песчинки, – подумала она. – Как грязные, липкие комья песка.
Гул в ушах становился все громче – как будто кто-то врубил для нее одной воздушную тревогу. Она осторожно прислонилась к заплеванной бетонной стене – переждать. Достала из кармана мобильный, думала позвонить Диме – он бы мог приехать за ней сюда на машине, – но взяла себя в руки. Да, наверное, он бы за ней приехал. Он отвез бы ее домой – и тут же слинял. Он ведь сам ей честно сказал, что ему с ней в последнее время жутко. Эти приступы. Он не хочет видеть ее такой. Он не медик и не знает, что предпринять. Он не хочет быть рядом. Ее отец в свое время точно так же не захотел быть рядом с ее матерью. Да что там отец – она сама не захотела быть с ней рядом. Нужно к ней съездить. В конце концов, ведь мама не виновата в своей болезни. И даже в том, что передала ее Маше. Это просто генетика. «Ген предательства!» – каркнул в мозгу стариковский голос.
Маша убрала мобильный, закрыла глаза и попыталась думать про