Солнцестояние - Кэтрин Болфинч

Зато, кажется, с улицы доносился какой-то шум. Она взяла с вешалки куртку, накинула поверх пижамной футболки, отдернула шорты – вроде не такие уж короткие – и прошла в сени, осторожно спустилась по узким ступенькам. Отодвинула шпингалет, скрипнула дверью, запихнула ноги в оставленные кроссовки, безбожно стаптывая задники, и вдохнула свежий, пахнущий влагой воздух.

Небо было поразительно звездным, с яркой круглой луной. В городе такого точно не увидишь. Надо будет и Женю как-нибудь вытащить ночью, показать.

Шум раздался снова.

Настя подошла к забору, задевая лодыжками мокрую от росы траву.

У дома, куда заехали гости из другого села, мельтешили фигуры. Водили хороводы, громко смеялись, девичьи голоса сплетались в песню – не какую-то популярную из нынешней попсы, а скорее что-то древнерусское, с немного заунывным, повторяющимся мотивом. Все окна в доме горели оранжевым, теплым светом, в отличие от остальных деревенских, где царила тьма.

И никто ведь им еще ничего не сказал.

Хотя и Насте они спать до этого не мешали. Даже странно.

Она поежилась от прохлады, бросила взгляд на дом – и в следующий момент едва не завизжала, когда повернулась обратно и увидела перед собой, с той стороны забора, незнакомую девушку.

– Настя? Ты же Настя, верно? – радостно улыбнулась та ей, словно была старой подругой, чуть ли не приплясывая. – Ты не помнишь меня? Я Леся.

Настя невольно сделала шаг назад, всматриваясь в освещенное лунным светом бледное лицо.

Длинные каштановые волосы, сейчас немного спутанные, светло-серые, почти прозрачные глаза, кривоватый нос, чуть острое лицо, из которого ушла детская полнота, – да, это, без сомнения, была Леся. Повзрослевшая, вытянувшаяся, но она.

– Настя? – Та недоуменно склонила голову к плечу, пальцы пробежались по внешней стороне штакетника. – Ты чего? Совсем не узнаешь?

Узнает. В этом-то и проблема.

Лесе было двенадцать, когда они в последний раз виделись. Худая девчонка-соседка, с которой Настя каталась на велике до леса, с которой они играли в прятки в заброшенном пшеничном поле и тайком от родителей бегали в лес за ягодами.

Девчонка-соседка, которая абсолютно, просто беспросветно точно была мертва, сейчас стояла за забором и смотрела на нее так, словно не понимала, что на кладбище в центре села у нее уже лет десять как была своя собственная могила.

Во рту пересохло. Настя словно была в кошмарном сне, в котором ни слова сказать, ни с места сдвинуться не выходило, но даже ущипнуть себя было страшно. Как будто бы одно лишнее движение может спровоцировать… Лесю?

– Странная ты, – наконец нахмурилась та, бросила взгляд в сторону дома, в котором… видимо, остановилась она с компанией. – Я хотела пригласить тебя к нам, раз все равно не спишь. Пойдем? У нас весело, ночь такая ясная, даже почти не холодно. Выпьем немного, для сна полезно.

– Я… Я как раз собиралась идти спать, – с трудом, хрипло выдавила Настя. Уголки губ Леси приподнялись в слабом намеке на… улыбку? Усмешку?

Хорошо хоть не оскал.

– Что ж, тогда спокойной ночи. Заглядывайте к нам завтра, если захотите, будем рады. – Она отошла, развернулась, и Настя словно отмерла – бросилась в сторону дома, чуть не поскользнувшись на влажной земле. Задвинула шпингалет дрожащими пальцами, хрипло выдохнула, с трудом поднимаясь по ступенькам вверх. Ущипнула себя – больно – и залпом допила оставшуюся в кружке воду, уже даже не чувствуя ее вкуса.

В дальней комнате всхрапнул Леша.

Настя моргнула, потом все же вернулась в кровать. Телефон послушно засветился, показывая время – четыре утра. Женя придвинулась к ней, теплом словно возвращая из кошмара, и Настя закрыла глаза.

И, вопреки всем своим сомнениям, тут же провалилась в сон.

* * *

Утром появление Леси стало казаться просто кошмаром.

Такого ведь не бывает, верно? Мертвые подруги детства не появляются посреди ночи в деревне, не зовут гулять с собой и друзьями – да даже будь Леся жива, у нее нашлась бы тысяча и одна причина, чтобы не говорить с Настей.

– Ты чего хмурая такая? – Леша хлопнул ее по плечу, и Настя лишь вздохнула, передвигая очередную пыльную коробку на чердаке, куда вела лестница из туалета. Архитектура деревенских домов все еще вызывала у нее некоторые вопросы, но в целом деду она была уже благодарна просто за то, что туалет был не на улице, а в доме, пусть и в той половине, где прежде был еще и хлев.

На чердаке обнаружился целый склад макулатуры: старые журналы, в которые тут же с радостью зарылась Женя, уже, наверное, с час листающая выпуск за выпуском под тусклым светом единственной лампочки, какие-то книги, тетради с выцветшими чернилами. Коробки со старыми вещами тоже имелись – и елочными игрушками, которые принялся перебирать уже Леша, и платками, и наволочками…

– Да она ночью дырку в кровати протерла, так вертелась, – не отрываясь от чтения какой-то статьи, заметила Женя. – Еще и потом вернулась холодная, всю кровать выморозила.

Настя вздрогнула, бросила на подругу быстрый взгляд.

– Ну да, тут тебе не ортопедические матрацы, – хмыкнул Леша, вертя в руках расписной елочный шар. – Еще и мыши над головой скребутся.

– Мыши?..

– Ну да, ты не слышала? Я был уверен, что они вот-вот стену прогрызут.

– Да ты храпел вовсю, чего выдумываешь!

– Не выдумываю.

Настя, не слишком вслушиваясь в перебранку друзей, придвинула к себе очередную коробку, рассматривая ее содержимое. Книги… Книги. Она переложила явно видавший лучшие годы сборник Пушкина в сторону, повертела в руках очередную Библию – и задержалась на… ежедневнике? Записной книжке? Толстая, с искривленными то ли от времени, то ли от влажности листами.

Настя открыла ее, всматриваясь в чуть поплывшие чернила, пытаясь разобрать слова.

Какие-то рецепты из трав. Описание… чего-то похожего на ритуалы? Или просто что-то традиционное, историческое? Она нахмурилась, перелистывая страницы, между которыми то и дело попадались засушенные листья то малины, то папоротника, то чего-то еще, что она с ходу не могла узнать.

«Приворот на крови», «Заговор на удачу», «Поиск скота», «Лечение падучей»… Это были скорее заголовки статей из какой-то желтушной газеты или эзотерического сборника за двести рублей, чем что-то, что могла написать женщина в здравом уме.

Зачем ее бабушка хранила что-то подобное на чердаке?

Она пустым взглядом смотрела на строчки, едва ли слыша негромкие переговаривания друзей. Перед глазами словно живая встала бабушка – такой, как она выглядела прежде. Невысокая, худощавая, от нее всегда пахло какими-то травами: запах, который Настя