Дмитрий Федотов - Двойной оскал

— И что же в нем… замечательного? — Николай заинтересованно раскрыл альбом на середине.

— А там есть и эта девушка, господин комиссар, — простодушно улыбнулся Велесов, — в самом начале.

Берест быстро отлистал фото назад, нашел и прочитал подпись на обороте снимка:

— «Любимому Илюше на память от дочери гор Тояны».

Он вынул фотографию из альбома и перебросил мне. Да, это была она, таинственная и неуловимая незнакомка. И это ее же мы видели в ванной комнате VIP-номера в момент телепортации! Теперь я был окончательно в этом уверен. Я не мог обознаться.

— Интересно, дочерью каких гор она себя именовала? — спросил Олег, забирая у меня снимок и с любопытством его разглядывая. — И чье это имя — Тояна? Татарское?

— Не совсем, — сказал я. — Скорее, алтайское или шорское. И горы соответственно — Алтай или Кузнецкий алатау…

— Кажется, был такой сибирский хан Тоян? — встрял в обсуждение неугомонный Данила. — И по-моему, он был татарин.

— Сибирское ханство, чтоб ты знал, — повернулся я к нему, — было государством многонациональным, и татары в нем отнюдь не являлись подавляющим большинством, скорее наоборот. И у них не было традиции в наследовании верховной власти. Новый хан избирался на Великом курултае — этаком симпозиуме вождей всех племен, населявших союзную территорию. Так что Тоян, наиболее вероятно, все-таки был не татарином, а шорцем.

— Какой ты умный, Дмитрий Алексеевич! — Ракитин округлил глаза, в которых прыгали веселые чертики. — Тебе череп не жмет?

— Иногда, — важно кивнул ему я. — А вот вам еще одно соображение: если Ильхан располагал фотографии в хронологическом порядке, а я думаю — это так, значит наша визави — давняя его пассия, и следовательно искать ее нужно скорее среди институтских подружек Амиева.

— Гениально, Холмс! — окончательно развеселился Олег.

— Элементарно, Ватсон, — скривился я. — Павел, я так понимаю, уже провел какой-то поиск?

— Конечно, Дмитрий Алексеевич, — воспрял притихший было Велесов. — По базе мэрии, да и по нашей гражданской, в городе на данный момент проживают только две из бывших подружек Ильхана Амиева — Елена Петровна Сухова и Светлана Ивановна Липская. Сухова, кстати, училась вместе с Ильханом в одной группе на экономическом факультете, а со Светланой наш мачо познакомился полгода назад на какой-то презентации, где она работала в обслуге.

— А откуда же тогда взялась эта Тояна? — спросил Берест, усиленно дымя трубкой.

— Наверное, только что приехала, — пожал широченными плечами Павел. — Выясним, Николай Матвеевич.

— Если она приехала обычным способом, то ее карта должна быть в базе мэрии, — сказал Ракитин голосом опытного провокатора.

— А если не обычным? — невинно поинтересовался я, глядя на комиссара.

— Только без чертовщины! — протестующе поднял руки тот. — Значит так, Велесов занимается Тояной и уточнением ее личности, Седых продолжает работу по вещдокам, Котов, то есть Кротов, заканчивавет отработку Красилина, А Ракитин осуществляет общее руководство. Вопросы есть?.. Вопросов нет. Все свободны!

Глава 5

Я шел по узкой лесной тропе, каменистой и извилистой, в почти кромешной темноте. Собственно, тропы видно не было, угадывалось лишь ее присутствие, а вот нагромождение черных теней с обеих сторон на каком-то густо-сером колышащемся фоне ясно указывало на густые заросли. Вдобавок ветви то и дело норовили схватить за руки, ударить по лицу, но всякий раз удивительным образом отступали, словно отведеные невидимой заботливой рукой.

А ночной лес жил своей тайной, бурной жизнью, наполнявшей окружающее пространство шорохами, криками, шепотом, вздохами и взвизгами неизвестных животных или птиц. И не было ему никакого дела до одинокого странного путника зачем-то вторгшегося в его владения.

Я шел по тропе, будто влекомый неким неслышимым зовом, настойчивым и грозным, не позволявшим останавливаться или выбирать направление — вперед по тропе и ни шага в сторону! Даже казалось временами, что кто-то подталкивает, торопит в спину. Сопротивляться я не мог, да и не хотел почему-то. Наоборот, с каждым шагом меня все больше охватывало радостно-тревожное ощущение встречи с кем или чем — я бы не стал определять, просто предвкушение некоего приключения, пожалуй, самое сильное из всех известных человеку наслаждений. И неважно, чем это может потом обернуться!..

В какой-то момент, — чувство времени здесь отказывало напрочь, — я вдруг ощутил себя кем-то другим, не журналистом Котовым, а словно бы старым и уставшим, но все еще обладавшим некой грозной непонятной самому силой. Теперь уже было ясно, что именно эта таинственная внутренняя сила не дает мне заблудиться и застрять в диких дебрях горной тайги, а идти, торопиться единственно верной и самой короткой дорогой — куда?..

За очередным поворотом тропу неожиданно перекрыла гигантская, лохматая туша, послышался глухой утробный рык, сильно пахнуло пропастиной, и где-то на уровне моих глаз зажглись два мутно-багровых уголька. Бер — хозяин тайги, ее защитник и хранитель, вышел навстречу, решив выяснить: кто же это посмел нарушить покойную и неспешную жизнь его вотчины. Но лишь мгновение мы смотрели друг другу в глаза, а в следующую секунду огромный зверь озадаченно фыркнул и совершенно бесшумно канул в заросли — сила уступила силе.

Странное путешествие продолжалось, но чувство скорого его окончания нарастало непрерывно. В какой-то момент я обнаружил, что рядом — вплотную к ноге, бежит громадный волк — то ли охраняющий, то ли сопровождающий меня. Могучий хищник тоже двигался почти бесшумно, опустив к самой тропе крупную, лобастую голову и лишь изредка сверкая на меня через плечо желтым фонариком глаза. Потом так же незаметно волка сменила рысь. Эта прекрасная и грациозная кошка — гроза и ужас тайги, буквально протаяла из серого марева ночи, шоркнулась щекой и боком о мою ногу и двинулась впереди меня вальяжной трусцой.

Лес расступился внезапно. Только что впереди, сливаясь, встречала непроходимая стена стволов, ветвей и трав, способных содрать живьем кожу с любого, кто осмелился бы пробраться сквозь них, не соблюдая правил и законов таежной жизни, и вдруг открылась большая поляна, похожая на широкую плоскую чашу, залитую до краев жидким серебром ночного солнца. Рысь отступила в сторону, как бы пропуская человека вперед, и улеглась этаким маленьким, но гордым сфинксом, демонстрируя готовность подождать возвращения подопечного — откуда?..

Я — точнее я в чужом теле, — двинулся вперед, ведомый прежним, только ставшим теперь неодолимым беззвучным зовом, к центру поляны. В черно-белом хаосе света и тени постепенно обозначилось необычное сооружение: совершенно круглая площадка метров двенадцати в поперечнике, выложенная треугольными плитами из ноздреватого камня, а в самом центре ее, на полусферическом постаменте из абсолютно черного бликующего полированной поверхностью материала, возвышалась такая же угольно-черная стела. По сторонам постамента, образуя четкий крест, стояли четыре тоже черных куба-алтаря высотой в полчеловека. Когда я оказался у самого края каменного круга, стало видно, что стела имеет несколько граней, испещеренных высеченными знаками, похожими на руны.