Как поймать монстра. Круг третий. Книга 1 - Арина Цимеринг

чтобы нас кошмарить, он не дал нам вернуться. — Не получив от Сайласа порцию возражений, Махелона продолжил: — Повел по следам в деревню — к очагу.

Линия удлинилась, ведя к центру круга. И там появился еще один маленький круг. Теперь их было два, и это неожиданно приковало внимание Сайласа.

Почему их два?

Возможно, Сайлас многого не знал о культурах Британских островов, но он хорошо был знаком с эзотерическими основами. Двойка не являлась сакральным числом ни у одного народа в мире. Магия требовала троекратного повтора в любой точке земного шара, и человечество поняло это еще в древности.

Так почему пикты создали только два запечатывающих круга?..

Махелона прервал затянувшееся молчание:

— Сначала Патрик раскалывает статую, да? — Он задумчиво почесал отросшую бороду и ткнул во внутренний круг. — И Самайн распространяет свое влияние на область внутри речного кольца. Затем, сто лет назад, приезжают ирландцы основывать поселение и строят дамбу… Речной круг разрушен. — Он стер ботинком часть внешнего круга. — Его сила ползет дальше… И сейчас она ограничена дорогой, на которой у нас заглохла машина. Ну, примерно. В самом сердце своей земли он способен создавать невероятно сильные иллюзии: деревня, свет, люди, тактильные ощущения… Но здесь для того, чтобы выманить Нормана, он использовал малобюджетные приемчики… А значит, он не перемещается. Его сила сосредоточена в одном месте. И в конечном счете он ведь почему-то…

— До сих пор здесь.

Сайлас сказал это быстрее, чем осмыслил. Такой логичный и очевидный вывод — словно пойманный беглец, все это время скрывавшийся среди деревьев.

— Этот сукин сын все еще запечатан, — понял Сайлас. Их с Махелоной взгляды встретились. — Есть и третий круг.

* * *

Джемма открыла глаза.

Было очень тихо.

Низина раскинулась вокруг голой перевернутой чашей, гладкой и ровной, словно округлое ступище. Будто чья-то огромная ладонь надавила на холмы и жала до тех пор, пока те не хлынули в стороны.

Джемма стояла здесь, в самом ее сердце. В бесцветном, бесконечном одиночестве.

Она оглянулась, пытаясь найти причину, почему нет цвета, и тут же поняла: его скрыла стелющаяся по холмам серая дымка. На ее глазах бесконечные серые линии ландшафта начали мутнеть, исчезать в наползающем на них тумане.

Тишина была невыносимо громкой. Настолько всеобъемлющей, что звенела в ушах.

— К… Купер, — позвала Джемма через силу. И едва расслышала собственный голос за все нарастающим звоном тишины. — Ты здесь?

Ответом было молчание. Туман начал стекать с холмов. Медленно, словно опасаясь чего-то, с неба беззвучно полетели первые хлопья снега.

Джемма с трудом вспомнила об обещании, данном Норману — когда-то, в далеком сне. Она сделала шаг вперед — в никуда, потому что вокруг ничего не было, — и сказала:

— Я одна. В долине. Думаю… думаю, это здесь. Слехт. Только, — только странный гул внутри головы, — тут ничего нет. Ни деревни, ни леса, даже травы… У меня под ногами… — Джемма опустила взгляд. Ноги были босыми. Испачканными в грязи. — Голая земля.

Гул начал заполнять череп: звон разделился на октавы, звучал то выше, то ниже, то поднимался на невообразимую высоту. Джемма застонала, прикрывая глаза, но ее стон утонул в нарастающем звуке.

А потом она поняла: звенела не тишина.

Это была мелодия. Она звучала прямо в ее голове — а еще везде снаружи, словно вокруг разлилось языческое безумие. Звон, звон, удары — так бьют ладони друг о друга, так бьют ладони о барабаны.

Снегопад усилился.

Джемма открыла глаза.

Ее голые ноги покрывала не грязь. Теперь это были символы. Бегущие от стоп к икрам и выше… Вязь поднималась к коленям, опутывала бедра, огибала пах, покрывала живот… Джемма прижала руки к разрисованным ребрам. Каждый ее палец что-то значил, каждой фаланге был присвоен свой знак.

Марвола’эди’р’Гдау.

Что?

— Я…

Она подняла ладони к лицу. Все вокруг расплывалось, потому что шум становился невыносимым. Сотни голосов пели у нее в голове свою сводящую с ума песню. Джемма почти не слышала, что говорила, но знала, что должна продолжать говорить. Мягкий снег начал превращаться в лед.

— Я… На мне что-то… что-то нарисовано. И вокруг так громко, боже, так, твою мать, громко… Они поют…

Она зажала уши руками, но это не помогло. Град бил по голой коже, за что-то мстя. Они пели — но Джемма не понимала слов. Они говорили — она не понимала о чем. Они кричали — она не хотела слушать. Она зажмурилась, и под веками вспыхнули огни. Голоса стали отчетливее, яснее: мужские и женские, топот ног, дым, крики, молитвы, вязь на руках и ногах, отчаянная песнь единения.

Чувство вспыхнуло на подкорке, там, где всегда срабатывали инстинкты, как будто даже в этом хаосе она все еще была охотником. Даже сквозь адский шум и огни под веками Джемма поняла: рядом кто-то есть.

Сквозь оглушительную боль она сделала усилие и открыла глаза.

И как только Джемма увидела, песнь прекратилась, а град остановился.

Кто-то нажал кнопку «стоп»: шум резко оборвался, оставляя после себя только облегчение, тишину и — его.

— Купер, — сухим горлом просипела Джемма, медленно опуская руки. — Я вижу… Купера.

Он стоял напротив, шагах, может быть, в пяти-шести. Достаточно близко, чтобы рассмотреть — шарф, белую планку рубашки, выглядывающей из-под аккуратного серого пальто, уложенные назад черные волосы, — но недостаточно, чтобы его узнать. Лицо Купера было не просто бесстрастным, нет, оно казалось восковым. Замершим. Ненастоящим?

— Я вижу Купера, — повторила Джемма, выпрямляясь и переводя дыхание. — Он здесь. Рядом со мной. Купер?

Тот не ответил.

— Я не понимаю… — Джемма попыталась сглотнуть сухость в горле, но слюны не было. — Это Купер, но и не он… Но это и не Самайн.

Да, Самайна в этом лице не было. Был только отпечаток чего-то, чего Джемма не понимала. В этом выражении лица скрывалось что-то, замершее во времени.

— Купер… Тедди, — попробовала она еще раз, делая осторожный шаг ближе.

Купер смотрел прямо на нее — прозрачные глаза, такие светлые, каких мало бывает. Единственное яркое пятно в медленно пожирающем все вокруг тумане. Джемме хотелось прогнать из его взгляда эту пустоту, вернуть туда жизнь. Дагда Кехт, вернуть в них жизнь. Просто еще раз поговорить с ним. Не допустить того, что произошло.

А затем… затем Купер начал петь.

И эта песнь, которую Джемма не понимала, это обещание — которое предстояло нарушить, которое лишит Джемму всего, что у нее осталось, — повернуло время вспять.

— Я не умру, — сказал Купер. — Клянусь тебе.

Все, о чем Джемма не знала, уже случилось. Все, чего она боялась, уже когда-то произошло.

Она уже теряла его. Она