Красный бубен - Олег Владимирович Попов

голову, посмотрел в мутное зеркало, и так ему стало обидно. Сын погиб, жена умерла. Остался Андрей Яковлевич один-одинешенек. И некому ему с похмелья разогреть жирных щей и поднести стопку.

Колчанов определенно знал, кто виноват в этом. Евреи. Они пролезли всюду и не дают человеку продыху.

Когда-то, еще при СССР, Андрей Яковлевич отправил жалобу в ЦК КПСС на антисионистов. Ему не ответили. И Колчанов понял тогда, что и в Центральном комитете окопались носастые. Значит, дергаться бесполезно. Если они в ЦК, то, значит, они и в КГБ, а если они в КГБ, то они и в МВД. Понятно, почему менты такие козлы.

Андрей Яковлевич вышел, шатаясь, на крыльцо. Лил дождь, и от этого стало еще поганей.

Он выкатил велосипед и поехал в сельпо. Денег не было. Была слабая надежда, что Галошина отпустит в долг.

Магазин оказался закрыт.

– Сионисты поработали и здесь, мать их в бок! – выругался Колчанов и поехал назад.

Он ехал и думал, где бы поправиться, но вариантов мало – времена трудные.

И тут Андрей Яковлевич увидел городскую машину, застрявшую в грязи. Вокруг нее суетились носатые. Еврей толкал машину сзади, а его баба держала над ним зонтик.

4

У мужчины был нос, который называют в деревне рулем, глубоко сидящие темные глаза, бородка, как у Калинина, черные с проседью волосы торчали из-под красной бейсболки с портретом бульдога. Одет был в американские джинсы и клетчатую фланелевую рубаху.

Его баба помельче. И нос у нее помельче, и ростом она пониже. И худая как шкилетина. А одета была в плащ и беретку с хвостиком.

Андрей Яковлевич притормозил и слез с велосипеда. Бутылка, которую он искал все утро, сама едет к нему в горло.

– Здрасте, – сказал он, приподнимая кепку.

Мужик перестал толкать машину.

– Здравствуйте… Вот, застряли немного, – сказал он.

Андрей Яковлевич прислонил велик к дереву, обошел машину и усмехнулся.

– «Немного» – он говорит! Ну, коли немного, то я тогда пошел, – при этом Колчанов никуда не уходил, – а вы тута колупайтеся до вечера.

Мужик понял намек и спросил:

– Вы, наверное, здешний?

Колчанов кивнул:

– Ну! А ты думал, что я австрийский абриген?

Мужик оценил шутку и засмеялся:

– Нет, я так не думал. Я думаю, что вы можете нам помочь.

– Дык, – Колчанов поскреб небритый подбородок, – помочь я, конечно, могу добрым людям… Я тут, почитай, всю жизнь живу. Меня тут кажная собака знает. Знает и уважает. Потому что я тута не последний, тому подобный, человек. – Он постучал по капоту. – Звать меня Андрей Яковлевич. Кого хошь спроси – кто такой Колчанов, все тебе скажут.

– Дегенгард Георгий Адамович, – представился мужик.

«Ага!» – подумал Колчанов.

– А это моя супруга Раиса Павловна. – Баба кивнула.

– Андрей Яковлевич я… Колчанов. – Он протянул руку. – Жаль, выпить не взял за знакомство.

– Так у нас есть. – Мужик открыл багажник, а там пол-ящика белой.

Колчанов даже зажмурился.

Мужик вытащил бутылку и два стаканчика.

– Только я за рулем, – сказал он. – Выпейте с Раисой.

– Ну и что, я тоже за рулем. – Колчанов показал на велосипед.

Мужик засмеялся:

– Очень приятно, что в деревне сохранились носители природного юмора. – Он открыл бутылку и налил сначала Колчанову, а потом жене.

– Мне чуть-чуть, – остановила его Раиса Павловна.

– Ну, за знакомство, и чтоб не последняя. – Колчанов выпил, вытащил из кармана яблоко, понюхал и протянул бабе. – Закуси!

– Спасибо. – Та взяла яблоко, но есть не стала, а тихонько засунула его куда-то в рукав.

Колчанов это отметил: «Брезгует, курва». Водка подействовала, и Андрея Яковлевича отпустило.

– Какими судьбами? – спросил он.

– Да вот… Хотим у вас в деревне домик купить. Потянуло с годами, знаете ли, к природе.

– Это хорошо. – Колчанов посмотрел на бутылку и подумал: «И чего это тянет носатых к нашей природе?» – Значит, решили у нас, так сказать, обосноваться?

– Мы слышали, – высунулась баба, – что у вас тут можно домик купить недорого.

– Может, и недорого можно, – неопределенно ответил Колчанов. – Смотря у кого покупать… Ты налил бы, хозяин, еще, чтоб я подумал.

Мужик налил.

– Мне больше не надо. – Его баба прикрыла стаканчик ладонью.

– Хорошая водка, – похвалил Колчанов. – Где брали?

– В Москве.

– А… В Москве продукты хорошие… А люди – говно… Я вас-то, конечно, не имею в виду. Вы-то, я вижу, не такие… А так… сколько я в Москву езжу – говно там люди.

Мужик вздохнул:

– Почему-то складывается такое мнение в регионах.

– Конечно. – Колчанов прищурился и, не вынимая пачки, достал из кармана беломорину. – Какое уж тут мнение может складываться, коли люди говно. Зажрались там… Ты не обижайся, Адамыч… Ты, я вижу, из других. – Колчанов еще раз обошел машину. – Как засела-то! – Он присел на корточки. – Без трактора не обойтись… Ну, повезло вам, москвичи, что на меня нарвались! А то б сидели до вечера в грязи… Я, короче, поеду за трактором… К моему другу Мишке. Он мне трактор, конечно, даст… Но я ему за это буду должен… – Колчанов помялся, – бутылку. Такие расценки.

– Нет проблем. – Мужик открыл багажник, вытащил бутылку и протянул Колчанову.

– Вы-то понимаете. – Андрей Яковлевич сунул ее в карман. – Я бы с вас ничего не взял. Я всю жизнь прожил – ни хера не нажил. Потому что такой бескорыстный я есть человек. Вот и живу весь в говне… Налей, Адамыч, на ход ноги, чтоб мне побыстрее педали крутить.

5

Мишка Коновалов пьяный спал на крыльце. Он помогал соседям выкапывать картошку, и его отблагодарили.

Трактор стоял рядом. Колчанов обрадовался – можно взять трактор и не делиться с Мишкой. Он спрятал велосипед в кустах, огляделся и спрятал там же бутылку, зарыл ее в листья. Сел на трактор и погнал вытаскивать евреев.

6

Москвичи сидели в машине и пили из термоса.

– А вот и я. – Андрей Яковлевич выпрыгнул из трактора. – Колчанов не подведет! Сказал – сделал!

– Хотите кофе? – предложила баба.

– Не-е. – Он замахал руками. – У меня от него сердце барахлит. Ничего пить не будем, пока не вытащим!

Зацепили тросом машину и вытянули из грязи на сухое место.

– Спасибо громадное! – Георгий Адамович приложил к груди руки. – Не знаем, что бы мы без вас и делали!

– Да фули. – Андрей Яковлевич вытер рукавом лоб. – Ну вот… одни работают, а другие награды получают, сидя дома. Мишка, вон, только разрешил трактор взять, и бутылка уже его. За что?! Трактор – общественный, горючее – тоже! А я туда на лисапеде… там уговаривай его… Кстати, не хотел за бутылку давать, жид! Грит: гони две! Еле уломал. – Андрей Яковлевич вздохнул. – А я – туда на лисапеде, обратно на тракторе! Теперь назад трактор сдавать, оттуда опять на лисапеде, а мне не по дороге ни хрена… И по делам я упоздал. – Колчанов вздохнул.

Адамыч намек понял и вытащил из багажника бутылку.

– Это вам.

– Это что?.. Да что ты, Адамыч! Я ж не к этому говорил-то! – Андрей Яковлевич взял бутылку и потряс ею. – Я ж за справедливость. Справедливости, говорю, нету. Вот я про что… Но коли ты от души, возьму, чтоб не обидеть хорошего человека, потому что из Москвы в основном говно едет, вам не чета.

Он убрал бутылку и хотел уже было отправиться, но тут баба спросила:

– Андрей Яковлевич, так вы не знаете, кто у вас тут дома продает?

Колчанов поскреб висок, у него созрел план. После гибели сына остался пустой дом, в котором сын отдыхал летом с семьей. Там уже несколько лет никто не жил. Присматривать за домом было недосуг, и он потихоньку приходил в негодность. Текла крыша. Труба частично обвалилась. Треснула потолочная балка. Да и деревенские архаровцы постарались – порастырили что могли. Честно говоря, Андрей Яковлевич и сам в точности не знал, в каком состоянии теперь дом, потому что забыл, когда был в нем последний раз. Хорошо бы продать его евреям. Если не купят, то, по крайности, раскрутить их на угощение. Со всех сторон расклад удачный. А уж продать евреям развалюху – дело богоугодное… А если не получится, он водочки-то их попьет, а потом и скажет: «Катитесь отсюда к едрене матери! Не стану я память о сыне за тринадцать сребреников продавать! Вы, евреи, Христа распяли, и за это вам – хер!»

– Как не знаю? Конечно знаю! Я и